А когда Герейнт помчался прочь, унося свое сокровище, он после недолгого раздумья опять подозвал его и добавил два больших коричневых яйца.
У мистера Вильямса была маленькая дочь, которая, завидя Герейнта, обычно убегала и пряталась, хотя он помнил, что раз или два она робко улыбалась ему из-за юбок матери.
Ферма Вильямсов теперь принадлежит ему, подумал граф Уиверн. Как и ферма Эвансов, да и все остальные фермы, которые он сейчас видел со своего наблюдательного пункта, сколько глаз хватало. Возможно, он зайдет сейчас к Вильямсам, а потом вернется домой. Ему вовсе не хотелось видеть Марджед. И все же ноги, как оказалось, не подчинялись его голове, потому что пронесли его мимо короткой тропинки, ведущей к каменному дому, и увели в гору.
Поэтому десять минут спустя он очутился у знакомых ворот, стоя за которыми можно было разглядеть и двор, и фермерский дом. Ферма Тайгуин совсем не изменилась, Герейнт даже на секунду растерялся. Таких старинных домов в Англии ему видеть не приходилось. Это было длинное, приземистое строение, с одним входом, в большей части располагались жилые комнаты, в меньшей — коровник. Люди и животные ютились зимой под одной крышей, разделенные лишь сквозным коридорчиком от парадной двери до черного хода. Дом был крыт соломой и побелен. Он никак не свидетельствовал о благосостоянии хозяев. И тем не менее в нем все сияло чистотой.
Такое впечатление сложилось у Герейнта в первую секунду. У него не было возможности постоять подольше и рассмотреть все как следует. Но на этот раз его прервал не пинок. Во дворе он заметил женщину. Марджед, должно быть, кормила одну-единственную свинью в загончике. Ему показалось даже, что она замешкалась там, чтобы поговорить с животным или приласкать. Но возможно, он ошибся. Возможно, она окаменела потому, что заметила его у ворот.
Он открыл ворота и оказался на чисто выметенной тропинке, ведущей мимо овощных грядок, пока пустых. Зашагал по двору.
Она не двигалась. На ней было простое, выгоревшее платье с большим передником. Ни накидки, ни шляпки, несмотря на прохладный ветер. Светло-каштановые волосы убраны с лица в простой узел на затылке, но несколько прядей выбились и развевались на ветру.
Она была высокого роста, какой он ее помнил, с хорошей фигурой. И все той же гордой дочерью священника. Она стояла, выпрямив спину, вздернув подбородок, с бесстрастным лицом.
Поэтому он сразу понял, что она не забыла. В восемнадцать лет он был несчастным, неуверенным, сбитым с толку мальчишкой, который все еще не нашел своего места в жизни. Ему наконец разрешили вернуться домой, когда умерла мать, но он обнаружил, что это не его дом и никогда им не был. Он наивно рассчитывал на радушный прием, полагая, что люди вместе с ним порадуются переменам в его жизни и будут чувствовать вину, что когда-то отвергали мальчишку и его мать. Он готов был простить всё и всех. Но он встретил сдержанность и подозрительность, а иногда даже открытую враждебность. Только Алед и Марджед вели себя иначе.
Марджед. Она была прелестна в шестнадцать лет. Красива и умна. Она играла ему на арфе, пела, и в нем возродились воспоминания об Уэльсе, о музыке этого края. Она улыбалась ему, бродила с ним по холмам, держала его за руку и даже целовала. Случилось неизбежное — он влюбился в нее по уши. Ему так не хватало любви.
Очень не хватало. Однажды днем, на холмах, он повел себя как полный идиот — повалил ее на землю, облапил, пытаясь залезть под юбку дрожащей неопытной рукой. Через секунду голова его гудела от громкой оплеухи, а Марджед убегала прочь. На следующий день, когда он отправился в дом священника извиниться, она обошлась с ним так холодно и с таким высокомерием, что его одолели ужас и смущение. Окончательно оробев, он обращался в разговоре исключительно к пастырю, как будто ее вообще рядом не было, и только один раз, когда священник отвернулся, окинул ее фигуру долгим, вялым и дерзким взглядом. Это была маска, за которой он спрятал всю свою боль, вину и неуверенность. К этой маске он прибегал, когда общался с деревенскими жителями, если не считать Аледа и Марджед. А. теперь эта маска понадобилась и при встрече с Марджед.
Потом он вернулся в Лондон. С тех пор они с Марджед не виделись. А сейчас ее взгляд говорил, что она ничего не забыла. И наверное, не простила, хотя прошло уже десять лет и за эти годы она, должно быть, поняла, что тогда он был неуклюжим щенком.
Он остановился, не дойдя до нее нескольких шагов. Отметил, что она теперь совсем взрослая. И еще красивее, чем была девочкой.
— Марджед, — тихо произнес он.
Она ждала его. То есть не совсем так. Просто знала, что он приехал в Тегфан в воскресенье, а раз Тайгуин и все земли вокруг принадлежат ему, то он может зайти в любое время. Она подготовилась к этой встрече. Подготовилась, чтобы не быть застигнутой врасплох.
И все же, когда она подняла взгляд от старушки Нелли и увидела, что он тихо и неподвижно стоит у ворот, ей показалось, будто кто-то очень сильный ударил ее кулаком в живот.
Герейнт открыл ворота без приглашения — ему оно было не нужно — и вошел во двор, медленно зашагал по дорожке прямо к ней. Она смотрела, как он приближается, не в силах остановить его, не в силах шевельнуться. Он был одет, как, наверное, одевались английские джентльмены, состоятельные и модные, — такие сюда не захаживали. На нем были длинный темный плащ с пелериной и цилиндр, который он снял. Под плащом она разглядела темный фрак, темно-зеленый жилет и белую рубашку с крахмальным воротником и темным шейным платком. Ноги обхватывали узкие брюки. К костюму нельзя было придраться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106