«Я красивая». Она провела ладонями по его крепким мышцам и редкой поросли на груди, предварительно сняв с него фрак и жилет, искусно повязанный шейный платок и рубашку. Ответив ей такими же ласками, он подхватил снизу ее груди, обвел большими пальцами соски, наклонил голову и поочередно вобрал их в рот, отчего острое желание пронзило ее насквозь.
Как ни странно, Клодия не чувствовала смущения или стыда. Она помнила, что красива.
И желанна.
Последние сомнения в этом улетучились, когда она сняла с него шелковые панталоны и чулки.
Да, она желанна.
Но красива из них двоих не только она.
Она обвила руками его шею, прижалась к нему всем телом, нашла губами его губы. Вторжение его языка вызвало у нее томительный вздох. Джозеф прав: бывают минуты, совершенство которых бесспорно, несмотря на то что они оба изнывают от вожделения, похожего на пытку.
– Пожалуй, кровать нам пригодится, – заметил Джозеф, отстраняясь с улыбкой. – На ней будет удобнее, чем вчера вечером на земле.
– Но меньше места, – возразила она.
– Если бы мы собирались спать на ней – да, – согласился он с такой улыбкой, что у Клодии от волнения сами собой поджались пальцы ног. – Но спать мы не будем, верно? А для остальных целей кровать достаточно широка.
Он откинул одеяло, она улеглась на простыни и протянула к нему руки.
– Иди ко мне, – позвала она.
Он лег сверху, между ее раздвинутых ног. Оба были готовы к продолжению, он целовал ее и бормотал на ухо нежные слова, она отвечала на поцелуи и перебирала его густые волосы. Потом он приподнял ее, подложил снизу ладони, она приподнялась и впустила его в себя.
Его размеры ошеломили ее. С медленным вздохом она сменила позу, облегчая ему проникновения, и сжала внутренние мышцы. Ей подумалось, что более приятные ощущения просто невозможны.
Но совсем скоро выяснилось, что она ошиблась. Он отстранился и снова проник в самую глубину, и повторял то же самое, пока она не уловила ритм и не начала подстраиваться к нему, наслаждаясь остротой ощущений этого совокупления. Невозможно было придумать ничего чудеснее первых минут сдержанного удовольствия и последующего настойчивого стремления к вершине страсти.
Они взошли на нее одновременно, в один и тот же миг. Она открылась излияниям любви, блаженствовала и дарила блаженство в равной мере – и обнаружила, что это и есть лучшее, ни с чем не сравнимое ощущение, выходящее за рамки разумных объяснений, непередаваемое словами.
Она прекрасна. Она желанна. И в конечном итоге…
Она просто женщина.
Просто совершенство.
Нет, думала Клодия, постепенно начиная приходить в себя, она ни за что не повернула бы время вспять и не изменила бы ни единой подробности в своей жизни, даже будь у нее такая возможность. А сложности, последствия, неудобства подождут – сначала надо вновь обрести способность рассуждать здраво. Но все это будет потом. Пока что она просто живет.
Джозеф сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.
– О, Клодия… – пробормотал он. – Любимая моя…
Она сразу поняла, что сохранит эти два слова в памяти до конца жизни. И не согласится обменять их даже на самый драгоценный камень.
«Любимая моя».
Он сказал это ей, Клодии Мартин. Это она его любимая. Всего несколько недель назад такое ей не могло даже присниться во сне. Но все изменилось: она красива, она желанна, она… Клодия улыбнулась.
Он поднял голову и взглянул на нее из-под отяжелевших век, отводя ладонью волосы с ее лба.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
Открыв глаза, она объяснила:
– Я женщина.
– Как бы трудно ни было поверить в это, но я заметил. – Его глаза смеялись.
Она тоже усмехнулась. Он поцеловал ее в закрывшиеся глаза, следующий поцелуй достался губам.
– Странно только, что ты до сих пор этого не знала.
У Клодии вырвался смех.
– Ты не представляешь себе, как тесно связана женственность с ранним замужеством, рождением детей и добросовестным ведением домашнего хозяйства, – объяснила она.
– Все это ты могла бы заполучить, если бы пожелала, – возразил он. – Ни за что не поверю, что в дни юности Маклит был твоим единственным поклонником.
– Да, у меня были и другие шансы.
– Почему же ты не воспользовалась ими? Неужели из любви к нему?
– Отчасти, – кивнула Клодия, – а еще из нежелания жертвовать ради удобства своей… целостностью. Мне хотелось быть не только женщиной, но и личностью. Понимаю, это звучит странно. Я знаю, как трудно объяснить это кому бы то ни было. Но я мечтала стать именно личностью. И думала, что женщинам это недоступно. Пришлось пожертвовать женственностью.
– Ты жалеешь об этом? – спросил Джозеф. – А по-моему, ты ничего не потеряла.
Она покачала головой:
– Если бы я могла вернуться в прошлое и начать все заново, я поступила бы точно так же. И все-таки это была жертва.
– И моя удача, – добавил он, покрыл легкими поцелуями ее подбородок и щеки, а затем снова поднял голову.
Брови Клодии вопросительно дрогнули.
– В противном случае, – объяснил он, – я не смог бы нанести тебе визит в Бате. А если бы мы познакомились в другом месте, ты вряд ли была бы свободна. И я мог не узнать тебя.
– Не узнать?..
– Не распознать в тебе ту, которая мне дороже жизни.
Ее глаза снова наполнились слезами, она закусила губу. И услышала отголосок слов, которые Джозеф произнес в карете по дороге в Лондон, когда Флора и Эдна расспрашивали его о мечтах.
«Я мечтаю о любви, семье – жене и детях, чтобы дорожить ими больше жизни».
В то время она сочла его неискренним.
– Не говори так, – попросила она.
– Тогда что же между нами только что было? – спросил он и лег на бок спиной к стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105