Эрин Сибрайт похитили. Ее родители получили видеозапись с требованием выкупа.
Молчание. Видимо, переваривает новость.
– Вы по-прежнему считаете, что здесь нечего делать? – спросила я.
– Когда они получили кассету?
– В среду. Ее отчим должен был вчера передать деньги. Но не передал.
– Как-как?
– Это долгая история. Давайте встретимся. Я вам все расскажу, а потом отвезу к ним.
– В этом нет необходимости, – сказал он. – Я сам узнаю подробности у родителей. Спасибо за помощь и совет, но вы мне там не нужны.
– Плевать мне, нужна я вам там или нет! – отрезала я. – Я там буду.
– Сорвете официальное расследование.
– До сих пор срыв расследования был вашей прерогативой, – возразила я. – Если б не я, и расследования никакого не было бы. Отчим не желает ничего предпринимать. Он с радостью скажет «Что ж теперь делать?» – и будет ждать, пока девушку найдут в какой-нибудь канаве с камнем на шее. А я уже три дня занималась этим делом и щупаю тех, у кого она работала.
– Вы больше не полицейский.
– Не хватало, чтобы вы мне об этом напоминали! Идите вы к черту, Лэндри!
– Я так, к слову. Насколько я знаю, Эстес, вы не склонны принимать огонь на себя. Предпочитаете подставлять под пули других. Так что ни с вами, ни на вас я работать не буду.
– Отлично. Тогда и я оставлю при себе то, что знаю. Пока, говнюк!
Я швырнула трубку и пошла одеваться.
Таких упертых кретинов, как легавые, на свете очень мало. Это я говорю с уверенностью, потому что сама оттуда. Может, у меня и нет больше служебного жетона, но дело не в жетоне. Полицейский – это диагноз, это характер. Независимо от чина, мундира, места службы и возраста.
Я понимала Лэндри, потому что мы с ним одной крови. Не любила, но понимала. Подозреваю, что и он понимал меня на том же уровне, как и любой другой из наших. Он не признал бы этого, и я ему неприятна, но ход моих мыслей ему ясен.
Я влезла в бежевые брюки и черную майку без рукавов. Когда застегивала на руке часы, опять зазвонил телефон.
– Где вы живете?
– Я не хочу, чтобы вы приходили ко мне в дом.
– Почему? Вы что, наркотиками торгуете? Или краденое укрываете? Чего вы боитесь?
Я не хотела, чтобы чужие вторгались в мое убежище, но не объяснять же это Лэндри. Нельзя показывать противнику свои слабости. Мое замешательство и так слишком красноречиво. Я продиктовала адрес, ругая себя, что уступила даже в такой малости.
– Буду через тридцать минут, – пообещал он и повесил трубку.
Через двадцать три я уже открывала ему калитку.
– Ничего себе домик, – заметил Лэндри, глядя на хоромы Шона.
– Я тут в гостях.
Я повела его от стоянки мимо конюшни, к своему флигелю.
– Недурно, – усмехнулся, он. – Знакомство с людьми, которые не живут в картонных коробках и не кормятся из помойки, возвышает.
– А у вас именно такой круг общения? – спросила я. – Могли бы и повыше брать. Все-таки на побережье живете.
Лэндри покосился на меня с подозрением, оскорбленный тем, что я без его позволения что-то о нем разузнала.
– Откуда вы знаете?
– Вычислила. Свободные руки и Всемирная паутина…
Это ему совсем не понравилось. Вот и хорошо. Пусть знает, что я умнее его.
– Группа крови у вас четвертая, резус отрицательный, на прошлых выборах голосовали за республиканцев, – сказала я, отпирая входную дверь. – Кофе?
– А какой я предпочитаю, вы тоже знаете? – съязвил он.
– Черный. Сахара два куска.
Он вытаращил глаза.
Я пожала плечами.
– Случайно угадала.
Лэндри встал напротив меня, у дальней стены кухоньки, и скрестил руки на груди. Хоть сейчас на плакат о вербовке! Крахмальная рубашка, белая в тонкую бордовую полоску, кроваво-красный галстук, темные очки, военная выправка.
– Вид у вас как из ФБР, – заметила я. – Что это вы так? Профессиональная зависть?
– Почему вы так мною интересуетесь? – огрызнулся он.
– Знание – сила.
– То есть для вас это вроде игры?
– Вовсе нет. Просто хочу знать, с кем имею дело.
Лэндри нахмурился:
– Вы про меня и так уже все узнали. А теперь просветите меня насчет Сибрайтов.
Я показала ему видеозапись, рассказала, что произошло накануне вечером в доме Сибрайтов. Лэндри и бровью не повел.
– По-вашему, у отчима есть в этом какой-то интерес? – спросил он.
– Как он относится к Эрин, совершенно ясно. И с похищением он «разбирается» что-то очень странно. Кроме того, мне не нравятся его знакомства. Но если похищение инсценировано и он принимал участие, зачем прятать пленку? Вот чего я не понимаю.
– Может, на всякий случай, – предположил Лэндри, перемотав пленку, чтобы посмотреть еще раз. – Ждет, пока все закончится, девушка умрет, вот тогда он покажет пленку жене и расскажет, как оберегал ее от ужасной правды и принимал те решения, которые считал верными.
– Ах, да! Решения в семье принимает тот, кто лучше для этого подготовлен, – пробормотала я.
– Что?
– Семейный девиз. Брюс Сибрайт патологически педантичен, просто сдвинулся на идее контроля. Эгоист, шантажист, всех держит в страхе. Семейка будто из пьес Теннесси Уильямса.
– Тогда все сходится.
– Да, – согласилась я. – Эта девушка жила в настоящем гадюшнике. Если хотите, могу назвать еще трех подозреваемых.
– Валяйте.
Я рассказала про Чеда Сибрайта, потом еще раз про Дона Джейда.
– И еще я жду по Интерполу данных на Томаса Ван Зандта, известного своим недостойным поведением с молодыми дамами и вообще первостатейного мошенника.
– Эти лошадники просто прелесть что за люди, – заметил Лэндри.
Я пожала плечами:
– Наш бизнес – жизнь в миниатюре. Есть люди хорошие, есть плохие. Есть прекрасные и безобразные.
– Имущие и неимущие. Потому и в тюрьмах битком, – хмыкнул Лэндри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125