Хотя я понимала, что, если все-таки вытащу ее из этой передряги, улыбаться ей захочется еще очень и очень не скоро.
Я опять поменяла кассету, быстро промотала съемки еще трех лошадей, затем в кадре появился Шон верхом на Тино, и я пустила пленку на нормальной скорости. Просто чудо, как эти двое слаженно двигались по арене! Шон великолепный наездник – сильный, ловкий, спокойный, с развитым чувством равновесия. Тино, каурый мерин, – стройный, длинноногий, очень изящный в ходу. Камера следовала за ними через ринг к трибуне, ловила элегантные, как у балетных танцоров, косые движения скрещивающихся пар ног, крутой, словно лук, изгиб конского бока. Потом они вышли из кадра.
Камера задержалась на трибуне, взяла крупный план лица Ирины. Та с холодной ненавистью посмотрела в объектив, поднесла к губам сигарету и выдула облако дыма прямо в стеклянный глазок. То, что Ван Зандт наблюдал за нею, казалось, ничуть ее не смущало. Зато меня пробрал озноб. Захотелось немедленно побежать к Ирине домой и настрого велеть ей запираться на ночь.
Елена Эстес – мама-квочка…
Я положила камеру на место и вернулась к тумбе, на которой стоял еще один телевизор с видеомагнитофоном. Так, коллекция порнофильмов. Много девушек с одним парнем. Много парней и одна девушка. Лесбийский секс. Много лесбийского секса. «Голубые». Несколько фильмов, судя по картинке на обложке кассеты, были жестокими, но по большей части – нет.
Вот он, наш мистер Ван Зандт, поборник равных возможностей для всех, извращенец-демократ.
Я обыскала ящики платяного шкафа и ночные столики. Заглянула под кровать, обнаружив комья пыли и окаменевшие собачьи огрызки. Квартирной хозяйке Ван Зандта явно пора сменить уборщицу.
Как бы то ни было, пленок, связанных с похищением Эрин, я не нашла. А между тем у похитителя они должны были быть. Кроме того, у похитителя имелся доступ к более совершенной аудиоаппаратуре, чем я увидела в доме, – голос на пленке был механически изменен. В общем, если Ван Зандт и замешан в похищении, то пленки и звукозаписывающее оборудование он прячет где-то в другом месте.
Я разочарованно погасила свет и спустилась на первый этаж. Внутренний таймер говорил, что пора сматываться – слишком долго провозилась с пленками. Лэндри, конечно, приложит все усилия, чтобы задержать Ван Зандта в комнате для допросов как можно дольше, но всегда есть вероятность, что тот просто встанет и выйдет вон. Он не под арестом, насколько мне известно. И вообще не думает, что законы США к нему применимы.
Однако идея уйти ни с чем меня совершенно не вдохновляла. Хотелось найти что-нибудь посерьезнее, чем пристрастие к порнушке, что-нибудь такое, что если и не прямо свяжет Ван Зандта с похищением или убийством, то хотя бы будет использовано против него как отягчающее обстоятельство на предстоящем допросе.
Я прошла через кухню в тесный гараж на одну машину, где места хватало только для нескольких хозяйственных шкафов вдоль стены. На дверцах шкафов висели замки. Взламывать некогда… На шкафах громоздился всякий хлам: пенопластовые стаканчики, плавучие игрушки для бассейна, ячейки с бутылками газированной воды, упаковка из двенадцати рулонов дешевой туалетной бумаги. Иными словами – ничего.
В дальнем углу гаража у стенки выстроились пластмассовые баки для мусора. Покрутив носом, я направилась туда. Мусорное ведро преступника может оказаться сокровищницей улик. Улик, осыпанных яичной скорлупой и воняющих отбросами, но оттого не менее ценных.
Я сняла крышку с первого бака и начала рыться в мусоре, буквально сунув туда нос, чтобы видеть, что попадается под руку. Рекламные листовки, пакеты и лотки из-под замороженных обедов, пустые упаковки от яиц, скорлупа, потеки белка, картонки из китайского ресторанчика, плоские коробки от пиццы… Обычный набор, как у всех. Ни квитанций на оформление кредитной карты, ни списка дел на день, где фигурировали бы похищение и убийство.
Впрочем, я нашла листок со списком кличек лошадей, датой, временем вылета из Палм-Бич, номером и данными рейса на Брюссель. Лошади для отправки в Европу. Я сунула бумажку в карман джинсов. Если Ван Зандт вывозит из страны лошадей, то и сам может отправиться тем же рейсом. Полетит с лошадьми и ускользнет из юрисдикции Лэндри, яко тать в нощи.
Я сняла крышку со второго контейнера – и адреналин хлынул по моим жилам, подобно наркотику.
Там лежала одна рубашка, больше ничего. Та самая, которую не постирали вместе с брюками, трусами и носками – поспешно снятыми с себя и без разбора запихнутыми в машину.
Пришлось до пояса залезть в контейнер, чтобы достать рубашку со дна. Тонкий египетский хлопок, теплый синий цвет. Я поднесла рубашку к самой лампочке, ища монограмму или любой другой неоспоримый признак того, что вещь принадлежит Ван Зандту. Не нашла ничего, но слева на воротничке обнаружилось нечто, способное не менее точно определить владельца: темные пятна, похожие на кровь. Левая полочка рубашки была разодрана сверху донизу и тоже испачкана кровью.
Сердце у меня колотилось все быстрее.
Представитель защиты может возразить, что Ван Зандт порезался во время бритья. «И поцарапался тоже?» – спросит прокурор. Судя по характеру улики, он мог получить ранение в драке. Легко представить себе, как Джилл Морон бросается на своего обидчика, размахивая руками, скрючив пальцы, как когти. Она могла зацепить его по шее, поцарапать, и кровь капнула на рубашку. Если при вскрытии окажется, что под ногтями у нее есть частицы чужой кожи… А у Ван Зандта, соответственно, ранки на шее… Я не заметила, но вдруг он прячет их под своим непременным галстуком?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125