Пожалуйста, не будь таким. Я думаю о тебе, я люблю тебя. Но… понимаешь… я боюсь снова забеременеть. Послушай, ты знаешь так же хорошо, как и я, что еще один ребенок до предела ухудшил бы наше положение. Нам и так едва хватает денег…
– Не моя вина, что в этой проклятой стране такой раздрай! – гневно прервал ее Винсент. – Ты должна винить в этом Рамсея Макдональда и его чертово правительство! Я не единственный, у кого нет работы. Таких, как я, сейчас два миллиона восемьсот тысяч. И мы не просто безработные, мы отчаявшиеся люди, униженные в своем мужском достоинстве, потому что нас свели до положения, когда мы должны зависеть от пособия…
– Ты меня неправильно понял! Я не указывала на тебя пальцем, Винсент. Я бы никогда этого не сделала. Я знаю, что это не твоя вина, и я также знаю, что каждый день ты прилагаешь все силы, чтобы хоть что-нибудь найти. И все-таки, если бы у нас появился еще один ребенок, это поставило бы под угрозу шансы Кристины. Разве ты не согласен? Разве ты этого не видишь?
– О да, я чертовски хорошо все вижу. Ты планируешь для нее какое-то особое блестящее будущее, а ей нет еще и года. Иногда я начинаю сомневаться, Одра, сомневаться в твоем психическом здоровье.
Винсент вскочил, не в силах совладать со своим гневом. Он направился к одежному шкафу, сдернул с крючка спортивную куртку, надел ее.
– Куда ты? – спросила Одра, удивляясь тому, что муж так внезапно прервал важный разговор, и в то же время испытывая чувство облегчения.
– К своей матери.
– Естественно. И после того, как она пожалеет тебя и посуетится вокруг тебя вволю, она, как всегда, даст тебе денег на паб.
– Что происходит между моей матерью и мной – не твое собачье дело, – воскликнул в ярости Винсент. – Я никогда не просил у тебя ни пенни и никогда не попрошу.
Одра ничего не ответила.
Винсент выскочил из дома, но удержался от того, чтобы хлопнуть дверью. Он не хотел будить ребенка.
Десять минут спустя, идя по Таун-стрит, Винсент понемногу успокоился, гнев его остыл. Тем не менее он не мог найти оправдания для такого отношения к себе Одры и в сердце своем не находил ей прощения. Он не знал почему, но сегодня ей таки удалось вывести его из себя по-настоящему.
«Если бы я был богатым человеком, – размышлял он, – и был женат на такой холодной и равнодушной женщине, как Одра, то завел бы себе любовницу. Она была бы красивой, доступной и очень ласковой, и я содержал бы ее по высшему разряду. К несчастью, я небогат и не могу позволить себе такой роскоши».
Внезапно его осенило. Он мог позволить себе Милисент Арнольд, которая не будет ему стоить ровно ничего, кроме обходительных манер, любезных разговоров и неотразимого очарования. Милли не была так уж хороша собой, но у нее были приятное лицо и мягкий характер, и, что важнее всего, она была к нему неравнодушна – вот уже несколько лет, если подумать.
«Что может быть лучше женщины, которая по-настоящему хочет тебя», – подумал Винсент и… изменил свои планы.
Он не пошел к матери, не остановился у «Белой лошади», хотя знал, что братья Джек и Билл играют сейчас там в дартсы и ждут его.
Вместо этого он отправился к Милисент Арнольд, вдове, которой было всего лишь тридцать пять лет, к тому же бездетной. Он был уверен, что там его ждет радушный прием.
Он торопливо прошагал по Мурфилд-роу перебежал спортплощадку и, миновав ворота на дальней ее стороне, выскочил к подъездной аллее, ведущей в «Розовый коттедж». Здесь жила Милли – вот уже два года одна после смерти Теда. Дом находился в отдаленном уголке Армли, и это радовало Винсента. Если ему повезет и он станет здесь частым гостем, будет лучше, если его приходы и уходы никто не будет видеть.
Постучав несколько раз и не получив ответа он в разочаровании повернулся, чтобы уйти.
Но тут дверь распахнулась, и он услышал восклицание Милли:
– Винсент! Что привело тебя к моему порогу в субботний вечер?
– Видишь ли, дело вот в чем, – сказал Винсент, повернувшись к Милли, и с улыбкой поглядел в ее теплые темно-карие глаза, обращенные к его лицу. – Я шел через спортплощадку и вспомнил то, что ты мне сказала на прошлой неделе, ну, знаешь, когда мы встретились возле библиотеки. Ты сказала, что с каждым днем тебе становится все более тоскливо и одиноко. Знаешь, что странно, Милли? Мне тоже… мне тоже…
– Правда, Винсент?
Он кивнул и с обольстительной миной прислонился к косяку двери, окидывая женщину красноречивым взглядом. Он и не представлял себе, какая у нее роскошная фигура. Внезапно он начал похохатывать, как не делал уже несколько лет, и в его живых зеленых глазах заметалось веселье.
– Я направлялся в паб к братьям, как вдруг подумал о тебе, Милисент, подумал о том, что тебе одиноко так же, как мне. – Он немного помолчал. – Мне пришла мысль, что тебе может понравиться чье-то общество и что ты можешь оказаться так добра, что предложишь жаждущему человеку пинту пива.
Милисент сглотнула, не смея поверить своему счастью, – Винсент заглянул к ней на огонек. Она томилась по нему много лет, даже когда Тед был жив. Она раскрыла влажные губы, но ничего не сказала, а просто взяла его за руку и мягко втянула в дом.
– Несколько пинт, если ты сможешь их выпить, – вымолвила она, касаясь его грудью и ведя через переднюю.
Вдруг она остановилась и сжала его руку, заглядывая в его красивое лицо. На ее губах появилась медленная, томная улыбка.
– И, может быть, что-нибудь поужинать… Ты ведь можешь остаться на ужин, правда, Винсент?
– Конечно, могу, – ответил он, распрямляя плечи и вновь чувствуя себя мужчиной.
Он уверенно обхватил Милли за стройную талию и повел ее в гостиную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135