Разорванный и истоптанный плакат, на котором ещё можно разобрать слово «Единство». Булочная с разбитой витриной и перемешанные с осколками стекла пирожные на тротуаре. Девушка в изорванной блузке с обильно кровоточащей раной на голове…
Её глаза выражают только ужас, они затуманены и их заливает кровь в то время, как она пытается руками прикрыть наготу, а на плечах её остались одни кровавые ошметки…
В обморочном состоянии Андрей открыл дверь и вошел в кабинет.
Затхло.
Запах ударил Андрея в нос, прежде чем он успел закрыть за собой дверь. Он вздохнул ещё раз, стараясь придти в чувство перед предстоящим боем, и обернулся. Если бы запах не отвлёк его от мыслей, он бы, наверное, несмотря на всю свою решимость, попросту сбежал.
Старый. Нет, не просто старый. Древний. Никакое другое слово не описывало лучше то состояние, в котором находился генерал. Ничто не подходит к моему отцу лучше. Неужели прошло всего пять лет?
Он вспомнил, как удалился генерал с церемонии погребения его с Николаем матери – усталая, но несгибаемая поступь старого рабочего коня, чей последний день на службе ещё очень далек.
Время всё же победило тебя, отец. А теперь, похоже, оно попросту забыло тебя, побежденного. Стоящего одной ногой в могиле и ждущего лишь того момента, когда ты сможешь занять свое место рядом с женой, которая покинула тебя годы назад.
Боль, которую ощутил Андрей от этих мыслей, жгла его изнутри так, что слёзы навернулись на глаза. Он не смог сделать ничего иного, кроме как вытянуться по стойке «смирно» и отдать честь. Лучший салют в моей жизни.
– Сэр.
Звук получился, как от камня, брошенного в пруд – только никаких кругов на воде не было. Долгие секунды перетекали в бесконечные минуты, пока Андрей ожидал, глядя прямо перед собой на невыразительную противоположную стену, занятый лишь тем, что изгонял из мыслей все новые и новые картины. Жизнь, полная сожалений и оскорбленных чувств, грозила затянуть его в бездонную черную пучину.
Отцовские глаза устало отыскали его взгляд.
– Андрей.
После всех мучений и чёрных мыслей, выпавших на его долю в этот день, это было для Андрея почти что слишком – губы, с которых сорвалось это слово, похоже, почти забыли, как произносить его имя.
– Сэр, – выдавил из себя Андрей.
Древний старик медленно встал. Бесконечно долгое движение подтачивало решимость Андрея, умаляло его потребность узнать, что происходит. И что произойдёт. Где Николай? Новый глубокий вздох. Успокойся. Одно за другим.
В конце концов, генерал встал, выпрямился и медленно обошел письменный стол. Что случилось? Куда подевался великий генерал? Где мой отец? Последний вопрос раскаленным углём жёг Андрея, оставляя повсюду ожоги.
Когда генерал приблизился к нему на расстояние вытянутой руки, так что Андрею показалось, что он больше не в состоянии выдерживать старческий запах в помещении, ему пришлось прервать молчание:
– Сэр, я просил об аудиенции. У меня накопилось множество вопросов…
– Я знаю, зачем ты здесь, – оборвал его генерал на полуслове.
В голове Андрея стучало от напряжения – он никак не мог соотнести стоящего перед ним человека с тем, которого он знал раньше. Какой-то сказочный кобольд, который позволил остолбеневшему наблюдателю поглядеть на себя.
– Ты пришёл, чтобы защищать дело колонистов. Ты пришёл сказать мне, что я должен сделать для них то-то и то-то.
Горечь в голосе отца ударила Андрея сильнее, чем это сделала бы звонкая пощечина.
– Ты далеко не первый, Андрей, и уж точно – не последний. Я жил, чтобы похоронить свои устремления. Я жил, чтобы положить в гроб мечты и желания. Что мне осталось? Только трескучий огонь, пожирающий мою душу… – закончил генерал с сухим хихиканьем, которое отозвалось эхом в тесном кабинете, словно в пещере. – Ужель не сделал я довольно? Когда я обрету покой?
Андрей попытался прочистить сдавленное горло. Его глаза застилали слёзы. Отец цитирует Пушкина, чтобы самому уйти от ответа? Цитата заставила Андрея пошатнуться. Как будто передо мной – какой-то чужак, который пытается копировать генерала… моего отца, который меня воспитал. Андрей боролся со своими чувствами, однако в конце концов открыл рот для ответа. Борись подобным с подобным.
– И снова сердце возгорелось к любви, о Боже, помоги – я не могу иначе…
Генерал вздрогнул, словно пробуждаясь от кошмара, однако когда он заглянул Андрею в глаза, он нашел в них лишь тьму.
– Когда я обрету покой, Андрей?
В душе Андрея закипело раздражение. Разочарование, питаемое поражениями, которые его отец – и Николай! – вечно наносили ему на протяжении всей жизни, разжигаемое памятью о событиях, свидетелем которых Андрей стал всего лишь месяц назад, заставило Андрея впервые в жизни – по крайней мере, ему так казалось – с горячностью бросить в лицо отцу:
– Когда ты умрёшь, отец. Когда ты умрёшь. Но ты ещё не мёртв. Груз ответственности, груз жизни бросает тело в пучину страха и беспокойства, однако он очищает человека, делает его полноценным. Жизнь, о которой стоит вспомнить – хорошая жизнь.
Отец Андрея тяжело оперся о столешницу, словно пытался что-то вспомнить, и кивнул:
– Не Пушкин. Слишком судьбоносно. Слишком полно надежды. А ты знаешь, что Пушкин говорил о надеждах.
– Пушкин как философ, конечно же, во многом опередил свое время, однако слишком часто он находил себя в жизненных горестях. У жизни – свой собственный ритм. Он причиняет боль. Но к этому привыкаешь. А радости её, несмотря на все заботы… ради них стоит жить, отец. – Имя матери жгло ему язык, но Андрей удержался, понимая, что может зайти слишком далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86