Он кивнул на кучу пустых барабанов, валявшуюся у него под ногами среди стреляных гильз. — Но держись пониже, эти ребята уже по-настоящему рассердились.
Репп стрелял все утро. Атака русских захлебнулась, они снова были отброшены к началу Центрального проспекта. Он убил всех их офицеров и был совершенно уверен, что среди них был даже полковник, которого он уложил всего лишь мгновением раньше. По его подсчетам, он убил почти сотню Девятнадцать пустых магазинов, и в этом последнем осталось всего лишь три заряда; таким образом, за два с лишним часа он убил девяносто восемь человек. Винтовка нагрелась, и раза два Репп останавливался, чтобы капнуть в дуло каплю-другую масла. В один из двухминутных перерывов он, намотав на шомпол тряпку, энергично протер ствол, после чего тряпка оказалась черной от гари. Парнишка сидел скрючившись у его ног, и каждый раз, когда на землю падал пустой барабан, он подбирал его и тщательно набивал новыми патронами.
Поповцы начали наступать с другой стороны; очевидно, они выслали отряды для нападения с флангов. Но атакующие попали под сильный огонь, который велся с нижнего этажа завода, а тех, кто выжил, достал Репп. И все же интенсивность огня, направленного против завода «Красный трактор», возрастала. Репп слышал, что сражение снова приближается к кульминационной точке. У таких событии тоже есть своя мелодия, и Реппу казалось, что он слышит ее.
На вершине лестницы появился покрытый грязью лейтенант, виденный им утром.
— Ты еще жив? — поинтересовался у него Репп.
Но парень был не в том настроении, чтобы отвечать на шутки Реппа.
— Они прорвались. У нас нет достаточной огневой силы, чтобы сдерживать их и дальше. Они уже заняли одно крыло завода. Давай, Репп, уходи. У нас еще есть шанс выбраться отсюда на собственных ногах.
— Спасибо, старик, но я лучше останусь, — весело ответил Репп.
Он чувствовал себя schufifest — пуленепробиваемым, но в силу особенностей немецкого языка эти звуки могли приобрести дополнительное значение — «заговоренный»
— Репп, здесь тебя ничего не ждет, кроме смерти.
— Уходи сам, — ответил Репп. — Мне здесь слишком интересно, чтобы уходить.
Теперь он стрелял на более дальнее расстояние, сквозь дрейфующий столб дыма он различал маленькие фигурки в нескольких кварталах от него. Увеличив изображение при помощи оптического прицела, он увидел двух офицеров, стоящих в дверном проеме и совещающихся над картой. Сцена была видна поразительно отчетливо, Репп разглядел даже волосы у них в ушах. Первому он попал в сердце, а второму — в горло, потому что, когда в его товарища попала пуля, тот отвернулся, словно это могло его спасти.
Потом Репп убил снайпера, находящегося в семи кварталах от него.
На другой улице Репп убрал водителя грузовика, расколов при этом ветровое стекло на миллиард осколков. Грузовик бесцельно уткнулся в груду обломков, а люди из него разбежались в поисках укрытия. Из семи человек он сумел подстрелить троих.
Снизу раздалось несколько взрывов гранат, застрочили автоматы, в тесном закрытом пространстве их звук в несколько раз усиливался и отдавался эхом.
— Думаю, они уже проникли в здание, — заметил Репп.
— Я зарядил все оставшиеся патроны в магазины, — сказал боец. — Получилось девять штук. Еще сорок пять пуль.
— Тогда тебе лучше уходить. И большое спасибо.
Парнишка смущенно покраснел. Ему было лет девятнадцать, может быть, восемнадцать, симпатичное худое лицо.
— Если я снова встречусь с тобой, то напишу благодарность твоему офицеру, — пообещал Репп; до абсурдного мирный момент в разгар великого современного сражения. Пули, щелкая и хлопая, ударялись о башню со всех сторон. Парень побежал вниз по лестнице.
В конце Центрального проспекта еще до наступления сумерек иваны организовали очередную атаку. Репп убил одного, который по глупости выглянул из-за дымящейся бронемашины. Винтовка была горячей, как печка, и ему приходилось быть осторожным, чтобы не коснуться пальцами металлической части ствола. Однажды он уже притронулся к стволу и сразу же ощутил вскочивший на коже волдырь. Но винтовка работала превосходно, австрияки действительно умеют делать такие вещи. Винтовка была сделана в Штайре, неподалеку от Вены. Двойной курок, узор на металле, что-то из жизни старой империи: охотничьи домики у подножья Тирольских холмов, и лесники в зеленых кожаных штанах и гетрах ведут вас к лучшим оленям в лесу.
Капли света взлетали вверх, чтобы уничтожить его. Трассирующие пули разворачивались в ленивом полете, как брошенная веревка. За некоторыми пулями тянулись ниточки дымка. Пули ударялись о кирпич со странным, похожим на щелчки звуком. Репп понимал, что это лишь вопрос времени и что, если он до сих пор жив, когда в городе стреляет каждое русское ружье, то это просто-напросто какое-то статистическое отклонение, которому вскоре придет конец. Но разве это имеет значение? Может быть, такой вот момент настоящей снайперской войны стоит его жизни. Он стрелял, стрелял и стрелял большую часть дня, сделав более трехсот точных, направленных из укрытия выстрелов, используя четыре улицы как каналы для стрельбы, имея массу боеприпасов, парня для того, чтобы заряжать магазины, и множество целей повсюду: они толкались на улицах, скрывались за развалинами, выглядывали из сточных канав, но если он мог увидеть их, то он мог и попасть в них.
Репп убил солдата с огнеметом за плечами.
Сорок четыре пули.
К тридцать шестой пуле стало ясно, что люди внизу или отступили, или убиты. Он слышал внизу отчаянную возню. Русские, должно быть, воспользовались канализацией, чтобы проникнуть туда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109