Послушай, это так чудесно. Мне надо привести себя в порядок. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.
— Ты прекрасна, — сказал он.
— Мне надо привести себя в порядок. Она повернулась и сделала шаг к двери.
Репп выстрелил ей в основание черепа, и она вылетела в холл. Делая это, он хотел всего лишь проявить доброту, но все равно чувствовал себя ужасно.
«Она даже не поняла, — сказал он себе. — Она ни на одну секунду ничего не узнала». Теперь все ниточки были порваны, и не осталось никакой связи между Реппом, пришедшим сюда рядовым и господином Петерсом.
Репп положил тело на кровать и деликатно прикрыл простыней. Он выбросил пистолет в подвал и вымыл руки. Взглянул на часы. Было почти девять часов.
Моргая от яркого света, он смело вышел на улицу.
Французский солдат, злой оттого, что его товарищи перепились без него и затеяли стрельбу где-то в центре Констанца, спросил у Реппа паспорт. Репп видел, что парень мрачен и, возможно, глуповат, а значит, склонен к ошибкам. Приветливо улыбаясь, он вручил свой документ. Солдат пошел к столу, где сидел сержант, а Репп остался ждать у ворот. Здесь, на немецкой стороне, оборудование было более впечатляющим: бетонный пост, платформа под орудие, мешки с песком. Но это военное оборудование сейчас казалось идиотским, так как весь пост обслуживался всего несколькими французами, а не взводом немецкой пограничной стражи.
— Mein Herr?
Репп поднял глаза. Перед ним стоял французский офицер.
— Да, в чем дело? — спросил Репп.
— Не могли бы вы пройти сюда? По-немецки офицер говорил плохо.
— Что-то случилось?
— Сюда, пожалуйста.
Репп глубоко вздохнул и последовал за офицером.
— Мне надо успеть на поезд, — сказал он. — Полуденный поезд. До Цюриха.
— Это займет одно мгновение.
— Я швейцарский подданный. У вас мой паспорт.
— Да. Первый швейцарский паспорт, который я увидел. Какие дела привели вас в Германию?
— Я адвокат. Мне надо было получить подпись одного человека на документе. В Тутлингене.
— И как там в Тутлингене?
— Шумно. Пришли американцы. Было сражение.
— Ну да, за мост.
— Было очень страшно.
— А как вы добрались из Констанца в Тутлинген?
— Нанял частную машину.
— Думаю, что бензин сейчас найти просто невозможно.
— Это была забота того парня, которого я нанял. Мне пришлось заплатить ему целое состояние, но как он это сделал, я не знаю.
— А почему вы выглядите таким беспокойным?
Репп сообразил, что ведет себя не лучшим образом. Ему показалось, что сердце у него сейчас разорвется или выскочит из груди. Он старался не мигать и не глотать постоянно слюну.
— Мне очень не хочется опоздать на поезд, господин гауптман.
— Используйте, пожалуйста, французское слово. Capitaine.
Репп неуклюже повторил французское слово.
— Да, спасибо.
Репп знал, что он был на волосок от того, чтобы не назвать офицера эсэсовским словом «штурмбанфюрер».
— Теперь я могу идти?
— А что вы так торопитесь? Спешите попасть на чудесные швейцарские склоны?
— В это время года происходят обвалы, капитан.
Капитан улыбнулся.
— Еще одна деталь. Я заметил любопытную отметку на вашем паспорте. Это первый швейцарский паспорт, который я вижу. Вот здесь, отметка «R-A». Что это означает?
Репп сглотнул.
— Это административная категория. Я ничего об этом не знаю.
— Это означает: «раса — арийская», так?
— Да.
— Я не знал, что вы, швейцарцы, обращаете внимание на такие вещи.
— Когда маленькая страна находится рядом с большой, она старается во всем угодить соседу.
— Да. Ну что же, большой стране нынче не повезло. «Сколько это еще продлится?»
— А вот Швейцарии повезло. Швейцария выигрывает в любой войне, разве нет?
— Полагаю, что вы правы, — согласился Репп. Во рту у него было кисло.
— Идите. Все это нелепо. Давайте же, проходите.
— Да, господин капитан, — ответил Репп и поспешил вперед.
У него было такое впечатление, что его внезапно перенесли в волшебную страну люди розовые и веселые, шумные, упитанные, процветающие. Всего лишь несколько километров, забор, язвительный офицер, ревниво охраняющий свои ворота, — и совсем другой мир Кройцлинген, швейцарская окраина Констанца. Репп боролся с опасностью быть отравленным этой обстановкой. Он старался найти глубоко внутри себя изначальное чувство правоты или остатки моральных норм. Но он был слишком ослеплен поверхностным очарованием: в витринах магазинов — яркие товары, шоколад и различные продукты; красиво одетые женщины, которые прекрасно представляют, как они выглядят; толстые детишки, из окон выставлены развевающиеся флаги, на улице поток частных машин. В воздухе висит праздничное настроение: неужели он попал на какое-то старинное швейцарское празднество?
Нет, просто швейцарцы тоже радовались окончанию войны. Репп помрачнел, когда это стало ему ясно. Толстая мама с двумя детишками материализовалась из толпы у края тротуара.
— Разве это не замечательно, mein Herr? Больше никаких убийств. Война наконец-то кончилась!
— Да, чудесно, — согласился он.
Они не имеют никакого права. Они не принимали в этом участия. Не завоевывали победу и не страдали от поражения. Они просто извлекали прибыль. Ему стало противно, но, хотя он чувствовал себя в этой толпе как пария, он все же продолжал двигаться вперед — несколько кварталов по Гауптштрассе, в Кройцлингенский торговый центр, затем по Банхофштрассе к вокзалу. Он уже видел его впереди: не такое огромное строение, как предвоенные монстры в Берлине или Мюнхене, но вполне приличное в своем роде, со стеклянной крышей.
Стекло!
Все это неразбитое стекло белесо сверкало среди металлических рам, целые акры стекла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109