Однако Тьер заявил, что слуг не годится лишать отдыха в праздничный день, и назначил отъезд надень раньше, чтобы п День святого Иоанна они были свободны. И только после того, как это решение было принято, он понял, что лишний день позволит ему самому навестить в Таленсаке своего двоюродного брата Алена. Он ухватился за эту возможность с нетерпением и страхом. Они с детства росли вместе, и подозрение, что его кузен – убийца, язвой разъедало ему сердце.
Он еще никогда не бывал в Таленсаке, но всегда слышал, что о нем отзывались как об очень красивом месте. Окрестности здесь определенно были красивыми: он выехал из зеленого леса на широкие поля, золотящиеся урожаем, зеленеющие аккуратными рядами виноградных лоз или усеянные серебряно-зелеными пятнами пасущихся коров и овец. Однако местность не выглядела приветливой. Работавшие в полях крестьяне хмуро смотрели на него, когда он проезжал мимо, а улица оказалась пустынной, хотя из дверей выглядывали полные подозрений лица. Никто не крикнул ему принятых в этих местах приветствий. Никто с ним не заговорил. Перед церковью находились люди в колодках. Рядом высился столб из свежего дерева, с которого свисали кандалы. Они были окрашены кровью, отчасти – свежей, отчасти – уже запекшейся. Похоже было, что за последнее время Таленсак видел немало порок.
Ворота господского дома были закрыты и заперты на засов. Когда Тьер в них постучал, в узком окошке привратииц-кой показался один глаз и чей-то голос вопросил:
– Чего нужно?
– Меня зовут Тьер де Фужер! – крикнул в ответ Тьер. – Я приехал навестить моего кузена Алена.
Наступила короткая тишина, а потом засов отодвинули и ворота чуть приоткрылись. – Тогда вам лучше войти, милорд, – сказал испуганный крестьянин. Лицо крестьянина показалось Тьеру смутно знакомым, и говорил он на французском языке долины. Как только Тьер въехал, ворота за ним со стуком захлопнулись. Тьер начал жалеть о том, что приехал.
– Я скажу господину, что вы приехали, милорд, – сказал привратник. – Вы не могли бы поставить коня в конюшню сами? Простите, что прошу вас о таком, но у нас народу маловато.
Тьер поднял брови, но молча отвел свою лошадь в конюшню. Он еще чистил ее, когда к нему пришел Ален и тепло его приветствовал.
Тьер извинился, что приехал без предупреждения, выслушал в ответ длинные гостеприимные заверения – и наконец Ален провел его в дом. Элин ждала в дверях. Она тоже встретила его очень приветливо, но ее прекрасное лицо оказалось бледным, худым и напряженно нахмуренным, а глаза – красными. И если деревня выглядела ощетинившейся и мрачной, то бретонская прислуга в доме оказалась испуганной и подавленной, а многочисленные слуги из Фужера – сварливыми и шумными.
Мебель была новой и красивой, но ее не хватало: постели слуг лежали неопрятными грудами по углам, вместо того чтобы храниться з комодах. Одна стена зала была частично закрыта безвкусной вышивкой со сценами жития святого Мартина, а остальные были голыми.
Вечерняя трапеза запоздала. Они дожидались ее, беседуя о дворе, охоте в честь епископа Кириака и тому подобных пустяках. Когда еду наконец подали, мясо оказалось подгоревшим, а тушеные кролики – полусырыми: похоже, нехватка слуг распространялась и на кухню. Слуги выглядели встревоженными и сновали туда-сюда, постоянно перешептываясь. Ален не обращал на них внимания и много пил. Нехватки в вине не было.
– У вас тут какие-то неприятности? – спросил Тьер, когда счел, что вопрос не покажется слишком обидным. – Трое сидят в колодках, да и позорный столб явно использовали совсем недавно.
– Я этим утром приказал выпороть человека за то, что он возил свое зерно в Монфор, – тут же ответил Ален, наливаясь злобой. – Двое в колодках виноваты в том же, но только попались в первый раз...
– Возили свое зерно в Монфор? А что случилось с твоей мельницей?
– Ничего! Ничего с ней не случилось! Но она неделями простаивает, а эти упрямые, жадные дурни ездят в Монфор или мелют зерно дома. Или даже едят варево из немолотого ячменя. Я повысил плату за помол, и они отказываются платить.
Тьер мрачно подумал, что глупость Алена стала причиной очередной катастрофы – гораздо более серьезной, чем все прежние.
– Ну а чего ты хочешь, если мельница в Монфоре дешевле? – резко спросил он.
– Они – мои арендаторы и обязаны пользоваться моей мельницей! Это – мое право. Я имею право.повышать плату, если хочу. А я хочу.
– Почему?
Гневный румянец Алена погас, и он опустил голову.
– Я в прошлом ноябре взял в Нанте деньги в долг, – пробормотал он. – Проценты берут разорительные, и я хотел бы заплатить его как можно быстрее. Герцог Хоэл определенно сказал, что мне не следует повышать арендную плату, и я не хочу его ослушаться. И я подумал, что можно вместо этого повысить плату за помол.
Говоря это, он чувствовал себя немного неловко. На самом деле он выплатил половину долга с помощью вещей Ти-арнана, и нантский еврей с самого начала не торопил его с выплатой. Проблема заключалась в том, что теперь Ален хотел получить еще денег. Ему нужны были мебель и гобелены. Ему нужно было платить слугам из Фужера и четырем солдатам, которых он нанял охранять дом, когда начались проблемы с мельницей. К тому же вещи теперь все время терялись и ломались, и, значит, надо было покупать новые. А некоторые крепостные пытались сбежать – за ними нужно было посылать людей и обещать вознаграждение. Он снова взял бы в долг, но никто не соглашался давать ему денег под такие же проценты, пока он не заплатит свой первый долг.
– Понятно, – проговорил Тьер наконец. – Но похоже, что увеличение платы все только испортило и ты не получаешь лишних денег даже с мельницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121