Мгновение он испытывал такую мучительную боль, что не мог пошевелиться.
Но говорившие на псарне сейчас выпустят эту лающую свору. Он помнил собак. Их цветные образы ворвались в его воспоминания: они бежали за добычей, валили ее на землю, разрывали на кровавые ошметки своими мощными челюстями. Он повернулся и понесся обратно по мосту, промчался вниз по склону и дальше, к обещающему защиту лесу.
Лай собак ночью разбудил Элин, и она лежала без сна еще долго после того, как собаки успокоились. Она представила себе, как волк бродит вокруг частокола, защищающего дом. Она точно знала, что волк ее дожидается. В ее мыслях он стал огромным как лошадь, черным, огненноглазым и полным жестокой ненависти. Он дожидается, чтобы ее убить. Она тихо плакала от горя и страха.
Ей мучительно хотелось, чтобы волк был мертв, но ее пугало то, что может произойти, если это случится. Картина того, как волчья шкура слезает с тела Тиарнана, преследовала ее. Что сделают крестьяне, если узнают, что она совершила? Она представила себе, как мрачное презрение на их лицах сменяется звериной яростью.
Элин уговаривала себя, что если бы они знали, что представляет собой Тиарнан, то признали бы, что она права, отвергая его, однако сердце не верило этому. «Мне все равно, что это была за тайна! – кричал ей Кенмаркок. – Вы были недостойны чистить ему сапоги!»
Утром выяснилось, что в капканы ничего не попалось, и она не знала, что ей чувствовать: разочарование или облегчение.
В тот же день она уехала в Компер, захватив с собой отряд из четырех слуг, вооруженных луками, – из страха перед волком. Она оставалась там до последнего воскресенья рождественского поста. Ссора с отцом случилась, как она и ожидала, но там хотя бы не было волков.
В предрождественскую неделю ей показалось, что мучения наконец закончились. Она выехала со своим отрядом в Фужере, и ее отец простил ее настолько, что поехал с ней. Лорд Жюльде Фужер принял их очень любезно. Он был готов забыть о том, что когда-то обозвал Элин «беловолосой девчонкой-шлюхой, которая много о себе воображает», поскольку теперь она принесла его младшему сыну землю «и очень недурное поместье, с прекрасными охотничьими угодьями». Теплый прием со стороны влиятельного лорда Жюля растопил остатки недовольства лорда Эрве. Что до Алена, то он встретил Элин с такой радостной нежностью, что у нее слезы выступили на глазах.
Фужер был великолепен – гораздо больше и роскошнее, чем Компер и Таленсак. Это был каменный замок, а не укрепленный дом, а земли составляли сорок квадратных миль равнины. В Фужере они отпраздновали и Рождество, и свадьбу, причем с пышностью, которая ничем не уступала герцогскому двору. Счастливая Элин даже решила, что здесь лучше, чем при дворе. Там празднование ее свадьбы было всего лишь мелким событием, а в Фужере оно стало поводом для настоящего пира. И здесь она выходила замуж за своего настоящего возлюбленного. И, выходя наконец за него замуж, она приносила ему в качестве приданого не те акры, которые принесла Тиарнану, а весь Таленсак. Ален казался невероятно красивым: золотоволосый, голубоглазый, с широкими плечами, красиво подчеркнутыми новым камзолом из малинового бархата, отделанного мехом рыси. Она почувствовала жар в паху и под столом тронула его ногу своей. Он сразу же ей улыбнулся и поцеловал ее руку.
Лорд Жюль заметил поцелуй руки и рассмеялся.
– Рождество больше подходит для свадьбы, чем середина лета, не так ли, леди Элин? – пошутил он. – Молодоженам короткие ночи ни к чему.
Элин огорченно посмотрела на него. Ей меньше всего хотелось, чтобы ей напоминали о ее первой свадьбе. Но Ален только снова поцеловал ей руку.
– С тобой любая ночь будет слишком короткой, – шепнул он.
Однако когда эта долгая ночь только начиналась, она вспомнила летнюю ночь и нежность Тиарнана. Та девушка, которой она была тогда, казалась настолько далекой, словно это воспоминание принадлежало другому человеку.
На мгновение она забыла о том, кем был Тиарнан, и помнила только сладкое наслаждение, во время которого простилась со своей девственностью. На мгновение оно даже показалось ей частью нового наслаждения. Все это была любовь. Но ее следующее воспоминание было отравлено тошнотворным отвращением. Она застыла в руках своего нового мужа, и Алену очень не скоро удалось снова согреть ее.
После Рождества Ален рвался поскорее уехать в Таленсак. Элин ехать не хотелось. Они обсуждали это утром в День избиения младенцев.
– Я ведь даже никогда там не бывал! – сказал он ей. – А теперь это место – мое. Я хочу его осмотреть и сразу же навести там порядок.
– Оно и сейчас в полном порядке! – запротестовала Элин. – И управитель герцога Гральон по-прежнему там, собирает смену.
Ален поморщился. «Смена» была крупной суммой, которую новый владетель лена платил своему сюзерену при получении владения. Обычно она составляла примерно годовой доход поместья. Сюзерен, нуждавшийся в деньгах, мог потребовать и большую сумму. А плохой сюзерен способен был отложить принесение вассальной клятвы на неопределенный срок и обирать владение, пока оно находилось под его управлением. Хоэл был хорошим сеньором, и Гральон собирал только то, что было положено по обычаю. Тиарнан держал разумный запас денег, и хотя свадьба и многочисленные ремонтные работы его несколько истощили, там оставалось достаточно, чтобы оплатить всю сумму смены. Гральону осталось только собрать арендную плату за рождественские три месяца. Но Алену даже это казалось очень большой суммой. У него никогда раньше не было собственных денег – только содержание, которое давал ему отец, а отец всегда был недоволен тем, на что он его тратил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121