Вертя в пальцах свою золотую зажигалку, он, казалось, хотел подчеркнуть, что их миры не имели между собой ничего общего: уик-энд в «Космополитене», портативный диктофон у письменного стола не имели никакого отношения к Кайту, наспех зарезанному бритвами на железнодорожной платформе, к грязной руке на фоне неба, сигнализирующей букмекерам с трибуны, к жаре, к пыли, поднимающейся над местами за полкроны, к запаху бутылочного пива.
— Я ведь деловой человек, — мягко объяснил Коллеони, — мне незачем присутствовать на бегах. И что бы вы ни пытались сделать моим людям, вы не сможете повредить мне. Сейчас у меня двое в больнице. Это ничего. Уход за ними самый лучший. Цветы, виноград… я могу себе это позволить. Мне нечего беспокоиться. Я деловой человек. — Коллеони продолжал пространно и благодушно: — Вы мне нравитесь. Вы многообещающий юноша. Поэтому я говорю с вами как отец. Вы не можете повредить такому предприятию, как мое.
— Я могу повредить вам, — сказал Малыш.
— Игра не стоит свеч. Вам не удастся состряпать ни одного фальшивого алиби. Я деловой человек. — Глаза-изюминки заблестели в солнечных лучах, заглянувших в окно сквозь цветы в вазе и упавших на пушистый ковер. — В этой комнате обычно останавливался Наполеон Третий, — сказал он. — И Евгения.
— А кто она такая?
— Ну, одна заграничная бабенка, — уклончиво ответил Коллеони.
Он сорвал цветок и воткнул его себе в петлицу; и что-то похотливое глянуло из его черных, похожих на пуговки, глаз, что-то, напоминающее о гареме.
— Я пошел, — сказал Малыш. Он встал и направился к двери.
— Вы меня поняли, правда? — спросил Коллеони, не поднимаясь с кресла; он держал руку очень спокойно, так что пепел его сигары, теперь образующий длинную палочку, не отваливался. — Бруер жаловался. Не делайте этого больше. И Тейт… оставьте ваши шутки с Тейтом.
Его старое библейское лицо было почти бесстрастно, он только слегка забавлялся и был настроен в меру дружелюбно; но вдруг в этой роскошной комнате в викторианском стиле что-то переменилось: этот человек с золотой зажигалкой в кармане и ящиком для сигар на коленях стал казаться властелином мира, всего здешнего мира — кассовых аппаратов и полисменов, проституток, парламента и законов, которые решают: это хорошо, а это дурно.
— Я прекрасно понял, — сказал Малыш. — Вы думаете, что мы слишком ничтожны для вас.
— У меня работает великое множество людей, — ответил Коллеони.
Малыш закрыл за собой дверь; развязавшийся шнурок хлопал по его башмаку все время, пока он шел по коридору; огромный холл был почти пуст, только какой-то человек в широких гольфах ждал девушку. Весь внешний мир воплотился в Коллеони. Влажное пятно, куда не попал утюг, все еще виднелось на груди Малыша.
Чья— то рука тронула его за плечо. Малыш обернулся и узнал человека в котелке. Он настороженно кивнул.
— Привет.
— У Билли мне сказали, что ты пошел сюда, — ответил человек в котелке.
Сердце у Малыша замерло: почти впервые он представил себе, что по закону его могут повесить, вынести во двор и бросить в яму, закопать в извести, положить конец беспредельному будущему…
— Я вам нужен?
— Да.
Он подумал: Роз, эта девчонка, кто-то у нее выпытывал. Его мысль метнулась назад — он вспомнил, как она застала его, когда он шарил рукой под скатертью. Он мрачно усмехнулся и сказал:
— Ну что ж, во всяком случае, это не вызов на заседание «Большой четверки».
— Пойдем в участок?
— А ордер имеется у вас?
— Да это Бруер пожаловался, что ты порезал его. Ты оставил ему хороший шрам.
Малыш рассмеялся.
— Бруера? Я? С чего бы я стал его трогать?
— Пойдешь к инспектору?
— Конечно, пойду.
Они вышли на набережную. Уличный фотограф увидел их и снял колпачок с объектива. Малыш, проходя мимо, закрыл лицо рукой.
— Вы должны запретить такие вещи, — сказал он. — Очень мне надо, чтобы на молу торчала открытка; мы с вами идем в участок.
— Как-то в городе поймали убийцу с помощью такого моментального снимка.
— Читал я об этом, — сказал Малыш и умолк. «Это дело Коллеони, — подумал он, — он хочет показать себя, он подговорил Бруера подать жалобу».
— Говорят, что у Бруера жена совсем плоха, — мягко заметил сыщик.
— Да? — сказал Малыш. — Я не знал.
— Ты, наверно, подготовил алиби?
— Откуда я знаю? Я же не знаю, что он там говорит, в котором часу я его порезал. Ни один ловкач не может иметь алиби на каждую минуту дня.
— Ты хитрый паренек, — сказал сыщик, — но сейчас тебе нечего волноваться. Инспектор хочет с тобой по-дружески побеседовать, вот и все.
Он первый прошел через кабинет. За письменным столом сидел пожилой человек с усталым лицом.
— Садись, Браун, — предложил он.
Он открыл портсигар и пододвинул его к юноше.
— Я не курю, — сказал Малыш. Он сел и тревожно посмотрел на инспектора. — Вы собираетесь начать против меня дело?
— Никакого дела нет, — сказал инспектор. — Бруер не так уж серьезно на это смотрит. — Он казался более усталым, чем когда-либо. — Давай поговорим начистоту. Мы знаем друг о друге больше, чем нужно. Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела с Бруером. У меня есть занятия поважнее, чем следить за тем, чтобы вы с Бруером не… ссорились. Но ты не хуже меня знаешь, что Бруер не пришел бы сюда жаловаться, если бы его не заставили это сделать.
— Вы, конечно, уже до всего додумались, — сказал Малыш.
— Если бы его не заставил сделать это кто-то, кто не боится твоей банды.
— От вас, шпиков, ничего не скроешь, — заметил Малыш с насмешливой гримасой.
— На той неделе начинаются бега, и я не хочу, чтобы крупные банды затеяли драку здесь, в Брайтоне. Мне наплевать на то, что вы режете друг друга втихую, я не дам и пенни за вашу негодную шкуру, но когда начинают драться две банды, могут пострадать люди, к которым надо относиться бережно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95