— Неужели Ленин действительно написал такое?
— Да, да, конечно, но лучше не произносите это имя здесь, отче. Кто его знает. Я ведь говорил вам, какие люди бывали здесь во времена нашего горячо оплакиваемого лидера. А леопард не меняет своих пятен.
— В таком случае зачем же вы меня сюда привели?
— Потому что нигде так не готовят молочных поросят. К тому же ваш воротничок может служить вам в известной мере защитой. А еще большую защиту вы получите, когда наденете пурпурные носки и пурпурный…
Появление молочного поросенка прервало его речь, и они какое-то время обменивались лишь знаками, которые едва ли могли быть неверно истолкованы тайным полицейским агентом, кто бы он ни был, — к примеру, когда в воздух взлетала рука с вилкой во славу «Маркеса де Мурьеты».
Мэр издал удовлетворенный вздох.
— Вы когда-нибудь ели более вкусного молочного поросенка?
— Я вообще никогда еще не ел молочных поросят, — не без стыда ответил отец Кихот.
— А что вы едите дома?
— Обычно бифштекс — я ведь говорил вам, что Тереса великолепно готовит бифштексы.
— Мясник у нас реакционер и бесчестный человек.
— Но бифштексы из конины у него отличные. — Отец Кихот не успел сдержаться, и запретное слово сорвалось у него с языка.
Быть может, именно вино дало отцу Кихоту силы противостоять мэру, а мэр вздумал за свой счет снять номера в отеле «Палас». Однако отцу Кихоту достаточно было увидеть сверкающий, заполненный шумной толпою холл.
— Да как вы можете — вы, коммунист?..
— Партия никогда не запрещала нам пользоваться буржуазным комфортом, пока он существует. Ну и потом здесь, безусловно, легче изучать наших противников. Кроме тоге, как я понимаю, этот отель — сущая ерунда по сравнению с новым отелем, который построили в Москве на Красной площади. Коммунизм ведь не против комфорта, даже не против так называемой «роскоши», если пользуются ею трудящиеся. Но, конечно, если вы предпочитаете ночевать без комфорта и умерщвлять свою плоть…
— Как раз наоборот. Я готов пользоваться комфортом, но здесь я не смогу им насладиться. Ведь чувство комфорта зависит от умонастроения.
Они отправились наугад на розыски более скромного квартала. Внезапно «Росинант» встал, и ничто уже не могло сдвинуть его с места. На улице, ярдах в двадцати от них, виднелась надпись «Albergue» [гостиница (исп.)] и выцветшая дверь под ней.
— «Росинант» все правильно чует, — сказал отец Кихот. — Здесь мы и остановимся.
— Но здесь такая грязища, — сказал мэр.
— Тут явно живут люди очень бедные. Так что, я уверен, они охотно нас приютят. Они же в нас нуждаются. А в отеле «Палас» никто в нас не нуждался.
В узком коридоре их встретила старуха и с изумлением уставилась на них.
Хотя никаких признаков других постояльцев заметно не было, она сказала им, что у нее свободна всего одна комната — правда, там две кровати.
— А ванна там есть?
Нет, ванны нет, сказала она, но этажом выше есть душ, а в комнате, которую они будут делить, есть умывальник с холодной водой.
— Что ж, мы согласны, — сказал отец Кихот.
— Вы с ума сошли, — сказал ему мэр, когда они очутились одни в комнате, которая, как не мог не признать отец Кихот, выглядела весьма мрачно. — Мы приехали в Мадрид, где десятки хороших недорогих гостиниц, и вы селите нас в этом немыслимом месте.
— «Росинант» устал.
— Нам еще повезет, если нас тут не прирежут.
— Нет, нет, старуха — женщина честная, я это знаю.
— Откуда вы это можете знать?
— По глазам видно.
Мэр в отчаянии воздел руки к небу.
— После того, как мы выпили столько доброго вина, — сказал отец Кихот, — сон у нас где угодно будет крепкий.
— Я, к примеру, ни на секунду глаз не сомкну.
— Но она же из ваших.
— Ни черта не понимаю!
— Из бедняков. — И поспешно добавил: — Конечно, и из моих тоже.
Отцу Кихоту сразу стало легче, когда он увидел, что мэр лег на кровать в одежде (а мэр боялся, что, если разденется, его легче будет прирезать), ибо отец Кихот не привык раздеваться при других, а до наступления темноты, подумал он, мало ли что, ну мало ли что может случиться и вывести его из затруднительного положения. Он лежал на спине, прислушиваясь к мяуканию кошки, прогуливавшейся по черепичной крыше. Может, подумал он, мэр забудет про мои пурпурные носки, и предался мечтаниям о том, как они будут ехать дальше и дальше, как будет крепнуть их дружба и углубляться взаимопонимание, и даже наступит такой момент, когда их столь разные веры придут к примирению. Может, мелькнуло у него в голове перед тем, как он погрузился в сон, мэр и не совсем не прав по поводу Блудного сына — насчет счастливого конца, радостной встречи, которую устроил ему дома отец, заколов откормленного тельца. Правда, конец притчи представлялся ему несколько неправдоподобным…
— Я недостоин называться твоим монсеньором, — пробормотал отец Кихот, погружаясь в сон.
Разбудил его мэр. Отец Кихот не узнал его при слабом свете угасающего дня и с любопытством, но без страха, спросил:
— Кто вы?
— Я — Санчо, — сказал мэр. — И нам пора идти за покупками.
— За покупками?
— Вы же произведены в рыцари. Так что мы должны купить вам меч, шпоры, шлем — пусть даже это будет тазик цирюльника.
— Тазик цирюльника?
— Пока вы почивали, я целых три часа глаз не сомкнул, чтобы они нас не прирезали. А ночью вы будете нести вахту. В этом грязном приюте, куда вы нас поместили. Будете нас охранять с помощью вашего меча, монсеньор.
— Монсеньор?
— Да-а, крепенько же вы поспали.
— Я видел сон — страшный сон.
— Что вам перерезали горло?
— Нет, нет. Много хуже.
— Ну, хватит. Вставайте. Пошли искать ваши пурпурные носки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61