Десять дней перебирать четки — достаточно суровое наказание. А мы не палачи и не занимаемся допросами. Добрый самарянин не расспрашивал беднягу — того, которого избили разбойники, — о его прошлом, а взял и помог ему. А ведь этот человек, возможно, был мытарем, и разбойники лишь отобрали у него то, что он у них взял.
— Пока вы тут разглагольствуете, монсеньер, наш раненый, наверно, помирает из-за недостатка воздуха.
Они поспешили к машине и обнаружили беглеца в весьма плачевном состоянии. Накладные усы, намокшие от пота, отклеились и свисали с края верхней губы. По счастью, он был маленький и без труда уместился на том небольшом пространстве, которое мог предоставить ему «Росинант».
Тем не менее когда его выпустили из багажника, он принялся возмущаться:
— Я думал, я тут сдохну. Куда это вы провалились?
— Мы старались для вас, как могли, — сказал отец Кихот почти теми же словами, какие употребил его предок. — Мы не собираемся вас судить, но ваша совесть должна была бы подсказать вам, что неблагодарность — позорный грех.
— Мы для тебя даже слишком много сделали, — сказал Санчо. — А теперь проваливай. Жандарм поехал в ту сторону. Я бы посоветовал тебе держаться полей, пока не дойдешь до города, а там — растворишься.
— Да как же я могу держаться полей в таким ботинках — они насквозь прогнили, и как я могу раствориться в городе, когда у меня дыра от револьверной пули в штанине?
— Ты же ограбил банк. Можешь купить себе новую пару ботинок.
— Кто сказал, что я ограбил банк? — И он вывернул пустые карманы. — Можете обыскать меня, — сказал он. — А еще называете себя христианами.
— Я не называю, — сказал мэр. — Я — марксист.
— И спина у меня разламывается. Я и шагу не могу сделать.
— У меня тут есть немного аспирина в машине, — сказал отец Кихот. Он отпер машину и принялся рыться в отделении для перчаток. Незнакомец за его спиной кашлянул раз, потом второй. — У меня есть и леденцы от кашля, — сказал отец Кихот. — Наверное, просквозило вас в багажнике. — Он обернулся с лекарствами в руке и, к своему великому изумлению, увидел, что незнакомец нацелил на него револьвер.
— Не надо такой штукой ни в кого целиться, — сказал он, — это опасно.
— Ботинки у вас какого размера? — спросил незнакомец.
— Право, не помню. По-моему, тридцать девятого.
— А у вас?
— Сорокового, — сказал Санчо.
— Давайте ваши, — скомандовал незнакомец, обращаясь к отцу Кихоту.
— Да они почти в таком же плачевном состоянии, как и ваши.
— Не спорьте. Я бы взял у вас и брюки, если б только они подошли. А теперь повернитесь оба ко мне спиной. Если хоть один из вас шевельнется, пристрелю обоих.
Отец Кихот сказал:
— Не понимаю, почему вы отправились грабить банк — если вы его действительно ограбили — в разваливающихся ботинках.
— По ошибке надел не ту пару. Вот почему. А теперь можете повернуться. Залезайте в машину — оба. Я сяду сзади, и если вы хоть где-нибудь почему-то остановитесь, буду стрелять.
— Куда же ты хочешь, чтоб мы тебя отвезли? — спросил Санчо.
— Высадите меня у собора в Леоне.
Отец Кихот не без труда задним ходом вывел машину с поля на дорогу.
— Очень вы плохой водитель, — сказал незнакомец.
— Да все дело в «Росинанте». Не любит он пятиться. Боюсь, вам там тесно со всем этим вином. Может, остановимся и перетащим ящик в багажник?
— Нет. Двигайте дальше.
— А что случилось с вашей «хондой»? Жандарм сказал, вы ее бросили.
— Бензин у меня кончился. Позабыл залить бак.
— Не ту пару ботинок надели. Не запаслись бензином. Право же, похоже, господь был против ваших планов.
— Вы что, не можете ехать быстрее?
— Нет. «Росинант» у меня очень старенький. Он может рассыпаться, если перейти за сорок. — Отец Кихот взглянул в зеркальце и увидел нацеленный ему в спину револьвер. — Хорошо бы вы успокоились и положили оружие, — сказал он. — «Росинант» порой ведет себя, как верблюд. Он может вдруг так тряхануть, что эта штука сама выстрелит. А вы едва ли обрадуетесь, если на вашей совести будет убийство еще одного человека.
— Что это вы мелете? Какого еще одного человека?
— Да я имею в виду того беднягу в банке, которого вы убили.
— Не убил я его. Промахнулся.
— Да, господь, видно, изрядно потрудился, чтобы избавить вас от тяжкого греха, — сказал отец Кихот.
— Да и вообще никакой это был не банк. Самообслуга.
— Жандарм сказал — банк.
— Да они скажут «банк» даже про общественную уборную. Так оно важнее выглядит.
Когда они въехали в город, отец Кихот заметил, что стоило им остановиться у светофора, и револьвер исчезал из виду. Он, пожалуй, мог бы выскочить из машины, но тогда жизнь Санчо оказалась бы в опасности, и если незнакомец прибег бы к насилию, отцу Кихоту пришлось бы разделить с ним вину. В любом случае он не желал быть орудием мирского суда. И он испытал огромное облегчение, когда, подъехав насколько мог ближе к собору, не увидел там ни одного жандарма или карабинера.
— Подождите, я посмотрю, безопасно ли вам выйти, — сказал отец Кихот.
— Если ты меня выдашь, — сказал незнакомец, — я пристрелю твоего дружка.
Отец Кихот открыл дверцу машины.
— Все в порядке, — сказал он. — Можете идти.
— Если ты соврал, — предупредил его незнакомец, — первая пуля — тебе.
— У вас отклеились усы, — сказал ему отец Кихот. — Они прилипли к вашему ботинку — то есть к моему.
Они проследили взглядом за незнакомцем, пока он не исчез из виду.
— По крайней мере, он не набросился на меня, как галерные рабы набросились на моего предка, — сказал отец Кихот.
— Побудьте в машине, а я схожу куплю вам ботинки. Вы сказали, у вас тридцать девятый размер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61