Вы бы сами все поняли, если б побыли здесь подольше, увидели бы, до чего у нас священники алчные, как мексиканцы развратили их этими своими деньгами, с которыми приехали в наш нищий край.
— Мексиканцы, мексиканцы! Да кто они такие, эти мексиканцы?
Молодой священник появился под фиговым деревом с подносом, на котором стояли тарелочки с ветчиной, четыре большие глиняные плошки и бутылки красного и белого вина. Он наполнил плошки вином.
— Начните с белого, — сказал он. — Чувствуйте себя как дома. Мы с сеньором Диего поели еще до прихода мексиканца. Берите ветчину — ветчина хорошая, домашняя. У траппистов вы такой ветчины не получите.
— Но эти мексиканцы… объясните нам, пожалуйста, отче.
— О, они приезжают сюда и строят здесь богатые дома и развращают священников видом своего богатства. Они даже считают, что могут купить Пресвятую Деву. Не будем говорить о них. Есть вещи более приятные для беседы.
— Но кто все-таки они, эти мексиканцы?..
— О, среди них есть и хорошие люди. Я этого не отрицаю. Много хороших людей, и все же… я просто не понимаю чего-то. Слишком много у них денег, и слишком долго их не было.
— Где — в Мексике?
— В Галисии. Вы не берете ветчины, монсеньер. Прошу вас…
— Я так счастлив, — сказал сеньор Диего, — что принимаю под этим фиговым деревом монсеньера… монсеньора…
— Кихота, — подсказал мэр.
— Кихота? Но, конечно же…
— Недостойного потомка, — вставил отец Кихот.
— И ваш друг тоже?..
— Что до меня, — сказал мэр, — то не могу утверждать, что я прямой потомок Санчо Пансы. У нас с Санчо только фамилия одинаковая — вот и все, но уверяю вас, мы с монсеньером Кихотом пережили несколько презабавных приключений. Даже если их и нельзя сравнить с…
— Это отличное вино, — сказал сеньор Диего, — но, Хосе, Пойди-ка налей нам из второй бочки слева… ну, ты знаешь из которой… потому как только самое лучшее вино достойно быть поданным монсеньору Кихоту и его другу сеньору Санчо. И только лучшим вином мы поднимем тост за то, чтобы сгинули все здешние священники. — И когда отец Хосе ушел, сеньор Диего с великой грустью добавил: — Вот уж никогда не ожидал, что мой внук станет священником. — Отец Кихот увидел, что на глазах у него появились слезы. — О, я вовсе не презираю священников, монсеньор, — разве такое возможно? У нас хороший папа, но как же, должно быть, страдает даже он, когда во время мессы ему каждый день приходится пить такое скверное вино, а другого старики священники, коллеги моего Хосе, не покупают.
— Так ведь во время причастия глотаешь лишь каплю, — сказал отец Кихот, — едва ли тут можно почувствовать вкус. Церковное вино не хуже того, что подают в ресторанах в бутылках с роскошными этикетками.
— Да, вы совершенно правы, монсеньор. О, ко мне каждую неделю приезжают сюда всякие мерзавцы за вином, чтобы потом смешать мое вино с каким-нибудь другим — они называют это «Риоха» и рекламируют по всем дорогам Испании, а бедняги иностранцы, которые не знают разницы между хорошим вином и плохим, попадаются на удочку.
— А как вы отличаете мерзавца от честного человека?
— По количеству вина, которое он хочет купить, да еще по тому, что они часто не просят даже и попробовать. — И он добавил: — Вот если бы Хосе женился и был бы у него сын! Я начал учить Хосе работать на винограднике, когда ему было всего шесть лет, и вот теперь он знает почти столько же, сколько я, а глаза у него куда лучше моих. Скоро он уже мог бы учить своего сына…
— А вы не можете найти себе хорошего управляющего, сеньор Диего? — спросил мэр.
— Это глупый вопрос, сеньор Санчо, — только какой-нибудь коммунист мог бы его задать.
— А я и есть коммунист.
— Вы уж меня извините, я не хочу сказать ничего плохого про коммунистов, которые на своем месте, но в винограднике им не место. Вы, коммунисты, можете посадить управляющих на все цементные заводы в Испании, если вам захочется. Вы можете посадить управляющих на кирпичные заводы и в компании, которые производят оружие, вы можете поставить их во главе газа и электричества, но дать им управлять виноградником — нельзя.
— Почему же, сеньор Диего?
— Лоза — она живая, как цветок или птичка. Ее же не человек сделал — человек только помогает ей выжить… или умереть, — добавил он с глубокой грустью, и лицо его словно окаменело. Он закрыл его от всех, как закрывают книгу, которую больше не хотят читать.
— Это лучшее вино, какое есть на свете, — объявил отец Хосе, а они и не слышали, как он подошел и стал наливать вино из большого кувшина им в плошки.
— Ты уверен, что взял вино из той бочки, из какой надо? — спросил сеньор Диего.
— Конечно. Из второй слева.
— Тогда можно выпить за то, чтоб сгинули все здешние священники.
— Может, вы разрешите мне выпить немного этого доброго вина до того, как мы условимся насчет тоста, а то уж очень жажда мучает.
— Конечно, монсеньор. И давайте в таком случае сначала выпьем за другое. За Святого Отца?
— За Святого Отца и его замыслы, — слегка видоизменил тост отец Кихот. — Действительно, великолепное вино, сеньор Диего. Должен признаться, наш кооператив в Эль-Тобосо не производит ничего похожего, хотя наше вино — вполне пристойное тоже. Но ваше не просто пристойное, а прекрасное.
— Я заметил, — сказал сеньор Диего, — что ваш друг не присоединился к нашему тосту. Но, конечно же, даже коммунист может выпить за замыслы Святого Отца!
— А вы бы выпили за замыслы Сталина? — спросил мэр. — Никто не знает замыслов человека, а потому за них и нельзя пить. Вы думаете, предок монсеньора действительно представлял испанское рыцарство? Таков мог быть его замысел, но все мы превращаем наши замыслы в жестокие пародии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61