Один экземпляр остается у меня. Сносясь со мной, вам надлежит только указать страницу и строку, с которой вы начинаете шифровку. Конечно, этот шифр не так трудно разгадать, как механический, но и он заставит попотеть всяких там Гассельбахеров.— Я бы вас очень просил выкинуть доктора Гассельбахера из головы!— Когда мы как следует организуем вашу контору и обеспечим надлежащую конспирацию — сейф с секретом, радиопередатчик, обученный персонал, — словом, приведем в порядок все ваше хозяйство, тогда мы, конечно, сможем отказаться от этого примитивного кода, однако только опытный криптолог может разгадать такой шифр, не зная названия книги и когда она издана.— А почему вы выбрали Лэма?— Это единственная книга, которую я нашел в двух экземплярах, не считая «Хижины дяди Тома». Я очень торопился и должен был что-нибудь купить в Кингстоне до отъезда. Да, там была еще одна книжка под названием «Зажженная лампа. Руководство для вечерней молитвы». Но мне казалось, что она будет выглядеть как-то неестественно у вас на полке, если вы человек неверующий.— Да, я человек неверующий.— Я привез вам и чернила. У вас есть электрический чайник?— Да, а что?— Понадобится, чтобы вскрывать письма. Наши люди должны быть оснащены на все случаи жизни.— А зачем чернила? У меня дома сколько угодно чернил?— Да, но это симпатические чернила! На случай, если вам что-нибудь придется послать обычной почтой. У вашей дочери, надеюсь, есть крючок для вязания?— Она не вяжет.— Тогда вам придется купить. Лучше всего из пластмассы. Стальной иногда оставляет следы.— На чем?— На конверте, который вы будете вскрывать.— А зачем, прости господи, мне вскрывать конверты?— Может возникнуть необходимость познакомиться с перепиской доктора Гассельбахера. Вам, естественно, придется обзавестись своей агентурой на почте.— Я категорически отказываюсь…— Не упрямьтесь. Я затребовал сведения из Лондона. Когда мы его проверим, мы решим вопрос о его переписке. Полезный совет: если у вас выйдут чернила, пользуйтесь птичьим дерьмом — вы запоминаете, я не слишком быстро?— Да ведь я еще не сказал, что согласен…— Лондон дает сто пятьдесят долларов в месяц и еще сто пятьдесят на расходы — в этих придется отчитываться. Оплата вашей агентуры и так далее. На дополнительные расходы надо получать специальное разрешение.— Постойте…— От подоходного налога вы освобождаетесь, имейте это в виду. — Готорн воровато подмигнул. Подмигивание как-то не вязалось с королевской монограммой.— Вы должны дать мне время подумать…— Ваш шифр 59200 дробь пять. — И он добавил с гордостью: — 59200 — это, конечно, я. Вы будете нумеровать ваших агентов 59200 дробь пять дробь один и так далее. Понятно?— Не понимаю, чем я могу быть вам полезен.— Вы ведь англичанин? — бодро опросил Готорн.— Да, конечно, англичанин.— И вы отказываетесь служить вашей родине?— Этого я не говорю. Но пылесосы отнимают у меня уйму времени.— Ваши пылесосы — отличная маскировка, — сказал Готорн. — Великолепно придумано. Ваша профессия выглядит очень естественно.— Но я и в самом деле торгую пылесосами.— А теперь, если вы не возражаете, — твердо заявил Готорн, — мы перейдем к нашему Чарльзу Лэму.
— Милли, — сказал Уормолд, — ты не ела кашу.— Я больше не ем кашу.— Ты положила в кофе только один кусок сахару. У а не собираешься ли ты худеть?— Нет.— Может, это покаянный пост?— Нет.— Но ты до обеда ужасно проголодаешься.— Я об этом думала. Придется приналечь на картошку.— Милли, что ты выдумываешь?— Я решила экономить. Вдруг, в ночной тиши, я поняла, сколько тебе приходится на меня тратить. Мне словно послышался чей-то голос. Я чуть не спросила: «Кто ты?» — но побоялась услышать: «Твой господь бог». У меня ведь как раз подходящий возраст.— Для чего?— Для голосов. Я старше, чем была святая Тереса, когда она ушла в монастырь.— Слушай, Милли, неужели ты задумала…— Нет, что ты. Мне кажется, что капитан Сегура прав. Он сказал, что я сделана не из того теста.— Милли, ты знаешь, как здесь зовут твоего капитана Сегуру?— Да. Кровавый Стервятник. Он пытает заключенных.— Он этого не отрицает?— Ну, со мной, он, конечно, ведет тебя паинькой, но у него портсигар сделан из человеческой кожи. Он уверяет, будто это сафьян — можно подумать, что я не знаю, как выглядит сафьян.— Милли, ты должна прекратить с ним знакомство.— Я так и сделаю, но не сразу, сперва мне надо устроить лошадь в конюшню. Кстати, мой голос…— А что этот голос сказал?— Он сказал, — но посреди ночи все это было куда больше похоже на божественное откровение, — «Ты взяла себе орешек не по зубам, моя милая. А как насчет Загородного клуба?»— А что насчет Загородного клуба?— Это единственное место, где я могу по-настоящему ездить верхом, а мы не члены клуба. Ну что за радость, если лошадь стоит в конюшне? Капитан Сегура, конечно, член клуба, но я ведь знаю, ты не захочешь, чтобы я у него одалживалась. И вот я подумала, что если я начну меньше есть и помогу тебе сократить расходы по дому…— Ну и что это даст?..— Тогда ты, может, сумеешь взять семейный членский билет. Запиши меня как Серафину. Это звучит куда приличнее, чем Милли.Уормолду казалось, что во всем этом есть здравый смысл; один только Готорн был порождением жестокого и необъяснимого детства.
ИНТЕРМЕДИЯ В ЛОНДОНЕ На одной из дверей в подземном этаже огромного железобетонного здания недалеко от Майда-Вейл красный сигнал сменился зеленым, и Готорн переступил порог. Он оставил свое щегольство на берегах Карибского моря и надел видавший виды серый фланелевый костюм. Дома незачем было пускать пыль в глаза — Готорн стал частицей тусклого январского Лондона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63