— А у вас весь вечер такой тон, будто вам все известно заранее. Вы говорите о нем не так, как говорят о живом человеке. Вы сочиняли ему эпитафию, как плохой писатель, выдумывающий эффектную развязку.Ветер с силой толкнул их друг к другу. Она сказала:— Неужели вам не надоело подвергать людей опасности? Ради чего? Ради игры в духе «Бойз оун пейпер»? английский журнал для юношества, печатающий детективные романы

— Вы ведь тоже играете в эту игру.— Я не верю в нее, как верит Готорн. — Она добавила с яростью. — Лучше быть последним жуликом, чем дураком или желторотым птенцом. Зачем вам все это нужно? Разве вас не кормят ваши пылесосы?— Нет. У меня есть Милли.— А что бы с вами было, если бы не появился Готорн?Он сделал слабую попытку отшутиться:— Пришлось бы, наверно, жениться на богатой.— А вы могли бы еще раз жениться? — Она твердо решила продолжать серьезный разговор.— Право не знаю, — сказал он. — Ведь Милли не считала бы второй брак законным. А я не могу рисковать уважением дочери. А что, если нам пойти домой и посидеть у рации?— Но вы же сами сказали, что не ждете никаких сообщений.— Не раньше, чем через три часа, — уклончиво ответил он. — Вероятно, он будет радировать перед посадкой.Как ни странно, ему и самому все это начинало действовать на нервы. Словно он и вправду ждал какой-то вести от взбудораженного ветром неба.Она сказала:— Вы даете мне слово, что ничего не подстроили?Он промолчал, и они повернули назад к темному дворцу президента, где со времени последнего покушения президент уже больше не ночевал; навстречу им, опустив голову, чтобы спрятать лицо от брызг, шел доктор Гассельбахер. Он, видно, побывал в «Чудо-баре» и теперь брел домой.— Доктор Гассельбахер! — окликнул его Уормолд.Старик посмотрел на него. На миг Уормолду показалось, что он сейчас от них убежит.— Что случилось, Гассельбахер?— Ах, это вы, мистер Уормолд. А я как раз о вас думал. Легок черт на помине… — он пробовал шутить, но Уормолд готов был поклясться, что доктору и в самом деле померещилась нечистая сила.— Вы знакомы с моим секретарем, миссис Северн?— Как же, как же. День рождения Милли, сифон… Что это вы делаете тут так поздно, мистер Уормолд?— Мы ходили ужинать… гуляли… А вы?— Я тоже.Из необъятного, беспокойного неба донесся судорожный рокот мотора; он усиливался, замирал, потом слился с шумом ветра и моря.— Самолет из Сантьяго, — заметил Гассельбахер. — Но почему так поздно? В Орьенте, наверно, плохая погода.— К вам кто-нибудь должен прийти? — спросил Уормолд.— Нет. Нет. Надеюсь, никто не придет. А вы не заглянете ко мне с миссис Северн выпить по рюмке?…Насилие похозяйничало в этих комнатах, но теперь картины висели на прежних местах, стулья из металлических трубок чопорно выстроились по стенам, как стеснительные гости. Квартира была обряжена, будто покойник в ожидании похорон. Доктор Гассельбахер разлил виски.— Как хорошо, что мистер Уормолд завел себе секретаря, — сказал он. — А ведь помнится, еще недавно вы места себе не находили от беспокойства. Дела у вас шли неважно. Эта новая модель пылесоса…— Все меняется.Впервые он заметил фотографию молодого доктора Гассельбахера в офицерской форме времен первой мировой войны; может быть, эту карточку сорвали со стены громилы.— Я не знал, что вы служили в армии, Гассельбахер.— Когда началась война, я бросил свои занятия медициной. Показалось очень уж глупым лечить людей, чтобы их поскорее убили. Надо лечить, чтобы люди жили подольше.— Когда вы уехали из Германии, доктор Гассельбахер? — спросила Беатриса.— В тысяча девятьсот тридцать четвертом. Нет, я не повинен, в том, в чем вы меня подозреваете, моя юная дама.— А я не это имела в виду.— Тогда простите. Мистер Уормолд вам скажет: было время, когда я не знал, что такое подозрительность. Хотите послушать музыку?Он поставил пластинку из «Тристана и Изольды». Уормолд подумал о жене, она теперь казалась ему еще менее реальной, чем испанский летчик. И не вызывала мыслей ни о любви, ни о смерти — только о «Вуменс хоум джорнэл» буржуазный журнал для женщин

, обручальном кольце с бриллиантом и обезболивании родов. Он посмотрел в другой угол комнаты на Беатрису Северн, — а вот эта принадлежала к тому же миру, что и роковое любовное зелье, безотрадный путь из Ирландии, разлука в лесу. Вдруг доктор Гассельбахер поднялся и выдернул вилку из штепселя.— Простите, — сказал он. — Я жду звонка. А музыка звучит слишком громко.— Вызов к больному?— Не совсем.Он снова разлил виски.— Вы возобновили ваши опыты, Гассельбахер?— Нет. — Он безнадежно оглядел комнату. — Извините. У меня больше нет содовой воды.— Я не разбавляю, — сказала Беатриса. Она подошла к книжным полкам. — Вы читаете что-нибудь, кроме медицинских книг, доктор Гассельбахер?— Очень мало: Гейне, Гете. Все только немцев. А вы читаете по-немецки, миссис Северн?— Нет. Но у вас есть и английские книги.— Я получил их от одного пациента вместо гонорара. Но, кажется, даже не открывал. Вот ваш бокал, миссис Северн.Она отошла от полок и взяла бокал.— Это ваша родина, доктор Гассельбахер? — она разглядывала цветную литографию конца прошлого века, висевшую рядом с портретом молодого капитана Гассельбахера.— Там я родился. Да. Это крошечный городок — старые крепостные стены, развалины замка…— Я была в этом городе, — сказала Беатриса, — перед самой войной. С отцом. Ведь это рядом с Лейпцигом?— Да, миссис Северн, — сказал Гассельбахер, уныло наблюдая за ней. — Это рядом с Лейпцигом.— Надеюсь, русские его не тронули?В передней раздался телефонный звонок. Доктор Гассельбахер неохотно поднялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63