он вышел из клуба. Туристы, перегнувшись, заглядывали в колодец семнадцатого века; они побросали туда столько монет, что могли дважды заплатить за свои коктейли; зато они наворожили себе, что еще раз побывают в этих благословенных местах. Его окликнул женский голос и он увидел Беатрису, которая стояла между колоннами аркады, возле антикварной лавки, среди трещоток, бутылей из тыквы и негритянских божков.— Что вы здесь делаете?Она объяснила:— Я всегда волнуюсь, когда вы встречаетесь с Сегурой. На этот раз мне хотелось удостовериться…— В чем?Может быть, она, наконец, стала подозревать, что у него нет никаких агентов? Может быть, она получила инструкции следить за ним — из Лондона или от 59200 из Кингстона? Они пошли домой пешком.— В том, что это не ловушка и что вас не подстерегает полиция. С агентом-двойником не так-то легко иметь дело.— Зря вы беспокоитесь.— Вы слишком неопытны. Вспомните, что произошло с Раулем и Сифуэнтесом.— Сифуэнтеса допрашивала полиция. — Уормолд добавил с облегчением: — Он провалился, теперь он нам больше не нужен.— А как же вы тогда не провалились?— Он ничего не выдал. Вопросы задавал капитан Сегура, а Сегура — один из наших. Мне кажется, что пора выплатить ему наградные. Он сейчас составляет для нас полный список иностранных агентов в Гаване — и американских, и русских. «Дикие утки», как он их называет.— Ну, это большое дело. А сооружения?— С ними придется повременить. Я не могу заставить его действовать против своей страны.Проходя мимо собора, он, как всегда, бросил монету слепому нищему, сидевшему на ступеньках. Беатриса сказала:— На таком солнце жалеешь, что ты и сам не слепой.В Уормолде проснулось вдохновение. Он сказал:— Вы знаете, а он ведь на самом деле не слепой. Он все отлично видит.— Ну, тогда он очень хороший актер. Я наблюдала за ним все время, пока вы были с Сегурой.— А он следил за вами. Откровенно говоря, он — один из лучших моих осведомителей. Я всегда сажаю его здесь, когда иду на свидание с Сегурой. Простейшая предосторожность. Я совсем не так беззаботен, как вы думаете.— Вы ничего не сообщали об этом в Лондон?— Зачем? Вряд ли у них заведено досье на слепого нищего, а я не пользуюсь им для получения секретных сведений. Но если бы меня арестовали, вы узнали бы об этом через десять минут. Что бы вы стали делать?— Сожгла бы все бумаги и отвезла Милли в посольство.— А как насчет Руди?— Велела бы ему радировать в Лондон, что мы сматываем удочки, а потом уйти в подполье.— А как уходят в подполье? — Он и не пытался получить ответ. Он говорил медленно, давая волю своей фантазии. — Слепого зовут Мигель. Он служит мне из чувства благодарности. Видите ли, я когда-то спас ему жизнь.— Каким образом?— Да так, ерунда! Несчастный случаи на пароме. Просто оказалось, что я умею плавать, а он нет.— Вам дали медаль?Он быстро взглянул на нее, но прочел на ее лице только невинное любопытство.— Нет. Славы я не сподобился. Если говорить по правде, меня даже оштрафовали за то, что я вытащил его на берег в запрещенной зоне.— Какая романтическая история! Ну, а теперь он, конечно, готов отдать за вас жизнь.— Ну, это слишком…— Скажите, есть у вас где-нибудь маленькая грошовая книжка в черном клеенчатом переплете для записи расходов?— По-моему, нет. А что?— Где вы когда-то записывали, сколько истрачено на перышки и резинки?— Господи, зачем мне перышки?— Да нет, я просто так спрашиваю.— Записную книжку так дешево не купишь. А перышки — у кого же теперь нет автоматической ручки?— Ладно, не будем об этом говорить. Это мне как-то рассказывал Генри. Ошибка.— Какой Генри?— 59200, — сказала она.Уормолд почувствовал какую-то странную ревность, несмотря на правила конспирации, она только раз назвала его Джимом.Когда они вошли, дома, как всегда, было пусто; он понял, что больше не скучает по Милли, и с грустью вздохнул: хотя бы одна любовь больше не причиняла ему боли.— Руди ушел, — сказала Беатриса. — Наверно, покупает сладости. Он ест слишком много сладкого. Но, по-видимому, затрачивает уйму энергии, потому что совсем не толстеет. Но на что он ее тратит?— Давайте поработаем. Надо послать телеграмму. Сегура сообщил мне ценные сведения относительно просачивания коммунистов в полицейские кадры. Вы даже не поверите…— Я готова верить во что угодно. Смотрите. Я обнаружила в шифровальной книге очень забавную вещь. Вы знали, что есть специальное обозначение для слова «евнух»? Неужели оно так уж часто встречается в телеграммах?— Наверно, нужно для Стамбульского отделения.— Жаль, что оно нам ни к чему, правда?— Вы когда-нибудь выйдете еще раз замуж?— Ваши ассоциации иногда бывают слишком явными. Как вы думаете, у Руди есть по секрету от нас личная жизнь? Он не может тратить всю свою энергию в конторе.— А существуют правила для личной жизни? Если вам хочется завести личную жизнь, надо спрашивать разрешения у Лондона?— Что ж, конечно, лучше проверить досье, прежде чем зайдешь слишком далеко. Лондон не одобряет половых связей своих работников с посторонними.
2 — Видно, я становлюсь важной персоной, — сказал Уормолд. — Меня просят произнести речь.— Где? — вежливо спросила Милли, отрываясь от «Ежегодника любительницы верховой езды».Вечерело, рабочий день кончился, последние лучи золотили крыши, волосы Милли цвета меди и виски у него в стакане.— На ежегодном обеде Европейского коммерческого общества. Меня просил выступить наш президент, доктор Браун, ведь я — старейший член общества. Почетным гостем у нас будет американский генеральный консул, — добавил он не без гордости.Казалось, он совсем недавно поселился в Гаване и познакомился с девушкой, которая стала матерью Милли, — это было во «Флоридита-баре», она пришла туда со своими родителями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63