А теперь он был здесь самым старым коммерсантом. Многие ушли на покой; кое-кто уехал на родину, чтобы принять участие в последней войне, — англичане, немцы, французы; а его не взяли в армию из-за хромоты. Из тех, что уехали, никто уж не вернулся на Кубу.— О чем ты будешь говорить?— Ни о чем, — грустно ответил он. — Я не знаю, что сказать.— Держу пари, что твоя речь была бы самая лучшая.— Ну, что ты. Если я самый старый член общества, то и самый незаметный тоже. Экспортеры рома и сигар — вот они действительно важные птицы.— Да, но ты — это ты.— Жаль, что ты не выбрала себе отца поумнее.— Капитан Сегура говорит, что ты неплохо играешь в шашки.— Но не так хорошо, как он.— Пожалуйста, согласись, папа, — сказала она. — Я бы так тобой гордилась!— Я буду выглядеть там ужасно глупо.— Ничего подобного. Ну, ради меня.— Ради тебя я готов хоть на голове стоять. Ладно. Я скажу речь.В дверь постучал Руди. В этот час он заканчивал прием радиограмм — в Лондоне была полночь. Он сказал:— Срочное сообщение из Кингстона. Сходить за Беатрисой?— Нет, я справлюсь сам. Она собиралась в кино.— Кажется, дела идут бойко, — заметила Милли.— Да.— Но я не вижу, чтобы ты вообще продавал теперь пылесосы.— У нас сделки по долгосрочным обязательствам, — сказал Уормолд.Он пошел в спальню и расшифровал радиограмму. Она была от Готорна. Уормолду предлагалось первым же самолетом вылететь в Кингстон для доклада. Он подумал: наконец-то они все узнали.
Свидание было назначено в гостинице «Миртл-Бэнк». Уормолд много лет не был на Ямайке, и теперь его привели в ужас здешние грязь и жара. Чем объяснить убожество британских владений? Испанцы, французы, португальцы строили города, чтобы в них жить, англичане же предоставляли городам расти как попало. Самый нищий закоулок Гаваны был полон благородства по сравнению с барачным существованием Кингстона, его лачугами, сложенными из старых бидонов из-под горючего и крытыми кусками железа с кладбища автомобилей.Готорн сидел в шезлонге на веранде «Миртл-Бэнка», потягивая через соломинку пунш. Одет он был так же безукоризненно, как и в тот раз, когда Уормолд увидел его впервые; единственным признаком того, что и он страдает от жары, был комочек пудры, засохшей под левым ухом. Он сказал:— Садитесь за те же деньги.Готорн не расстался со своим жаргоном.— Спасибо.— Как долетели?— Спасибо, хорошо.— Наверно, рады, что попали домой.— Домой?— Я хотел сказать — сюда; сможете отдохнуть от своих черномазых. Снова на британской земле.Уормолд подумал об убогих хижинах вдоль набережной, о жалком старике, который спал, скорчившись в ненадежной полоске тени, о ребенке в лохмотьях, нянчившем выброшенную волнами чурку. Он сказал:— Гавана не так уж плоха.— Хотите пунша? «Плантаторский». Здесь он совсем недурен.— Спасибо.Готорн сказал:— Случилась маленькая неприятность, вот я и попросил вас подъехать.— Да?Сейчас откроется правда. Могут они арестовать его, раз он на британской территории? Какое ему предъявят обвинение? Его, наверно, привлекут за вымогательство или припишут какое-нибудь совсем непонятное преступление, а дело заслушают in camera при закрытых дверях (лат.)

, по закону о разглашении государственной тайны.— Речь идет об этих сооружениях.Ему захотелось объяснить, что Беатриса тут ни при чем; у него не было никаких сообщников, кроме легковерия тех, кто его завербовал.— А что? — спросил он.— Надо во что бы то ни стало раздобыть фотографии.— Я пытался. Вы же знаете, чем это кончилось.— Да. Но чертежи не совсем ясны.— Он — не чертежник.— Поймите меня правильно, старина. Вы, конечно, сделали чудеса: но, знаете, был такой момент, когда я чуть было не начал вас… подозревать.— В чем?— Видите ли, некоторые из этих чертежей напомнили мне… Говоря откровенно, они мне напомнили части пылесоса.— Да, я это тоже заметил.— Ну, и тут я, понимаете ли, подумал обо всех этих штуковинах в вашем магазине…— Вы что же, подозреваете, что я морочу голову нашей разведке?— Теперь я и сам понимаю, что это чистый бред. А все-таки у меня гора с плеч свалилась, когда те решили вас убить.— Убить?— Ну да, ведь это доказывает подлинность чертежей.— Кто «те»?— Противники. Какое счастье, что я никому не говорил о своих дурацких подозрениях!— Как они собираются меня убить?— Об этом мы еще поговорим — они хотят вас отравить. Я вот что хочу сказать: теперь мы получили самое лучшее подтверждение всему, что вы нам сообщали. Не хватает только фотографий. Одно время мы попридержали чертежи, но теперь роздали их всем заинтересованным ведомствам. В Атомную комиссию тоже послали. Ну от них толку не добьешься. Заявили, что к ядерной энергии это отношения не имеет, и все тут. Но мы уж слишком на поводу у наших атомников и совершенно забыли, что могут быть другие, не менее опасные военные изобретения.— Чем они собираются меня отравить?— Поговорим сперва о деле, старина. Нельзя забывать об экономической стороне войны. Куба не может себе позволить производство водородных бомб, но что если они нашли такое же эффективное оружие ближнего действия, и к тому же дешевое? Вот в чем гвоздь — в дешевизне.— Будьте любезны, скажите мне все-таки, как они собираются меня убить. Видите ли, у меня к этому вопросу чисто личный интерес.— Ну конечно, я вам скажу. Просто мне хотелось сперва показать вам всю закулисную сторону и объяснить, как мы рады… поймите меня правильно, что ваши донесения подтвердились. Они собираются отравить вас на каком-то деловом обеде.— Европейского коммерческого общества?— Вот-вот, кажется так.— Как вы это узнали?— Мы проникли в их здешнюю организацию. Вы бы ахнули, если бы я вам порассказал, что там у вас происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63