— Нет, есть за чем. Хотя бы из гордости.— Перед кем вы хотите покрасоваться?— Перед вами.
Он пробирался по холлу гостиницы «Насьональ» мимо витрин с итальянской обувью, датскими пепельницами, шведским стеклом и сиреневыми английскими фуфайками. Дверь в банкетный зал, где всегда заседало Европейское коммерческое общество, загораживал стул, на котором расположился доктор Гассельбахер — он явно кого-то поджидал. Уормолд замедлил шаг; он не видел доктора Гассельбахера с той самой ночи, когда тот сидел в мундире улана на кровати и вспоминал прошлое. Члены коммерческого общества, направлявшиеся в банкетный зал, останавливались и заговаривали с доктором Гассельбахером, но тот не обращал на них внимания.Когда Уормолд поравнялся со стулом, на котором сидел доктор, тот сказал:— Не ходите туда, мистер Уормолд.Он говорил громко; слова его дрожали в загроможденном витринами холле, привлекая всеобщее внимание.— Как поживаете, Гассельбахер?— Я оказал: не ходите туда.— Слышу!— Они собираются вас убить, мистер Уормолд.— Откуда вы знаете, Гассельбахер?— Они хотят вас там отравить.Кто-то из приглашенных остановился и стал смотреть на них с улыбкой. Один американец спросил:— Да неужели тут так уж плохо кормят?Все рассмеялись.Уормолд сказал:— Уйдите отсюда, Гассельбахер. На вас все смотрят.— Вы все-таки пойдете?— Конечно; я ведь один из ораторов.— У вас есть Милли. Подумайте о ней.— Не бойтесь за Милли. Я вернусь целым и невредимым, Гассельбахер. Ступайте.— Хорошо, но я хотел вас удержать, — сказал доктор Гассельбахер. — Я буду ждать вашего звонка.— Я позвоню вам из дому.— Прощайте, Джим.— Прощайте, доктор.Уормолд оторопел, услышав, что доктор Гассельбахер назвал его Джимом. Он вспомнил, как не раз подумывал в шутку: только сидя у его смертного одра и отказавшись от всякой надежды, доктор Гассельбахер назовет его по имени. Его вдруг охватили страх, одиночество, тоска по родине.— Уормолд, — произнес кто-то за его спиной.Он обернулся. Перед ним стоял Картер из фирмы «Ньюклинерс», но для Уормолда в этот миг Картер был английской землей, и английской спесью, и английской пошлостью — всем тем родным и надежным, что заключалось в самом слове: Англия.— Картер! — воскликнул он, словно Картер был тем человеком в Гаване, которого ему больше всего хотелось встретить; и в этот миг так оно и было.— Чертовски рад вас видеть, — сказал Картер. — Не знаю здесь ни души. Даже моего… даже доктора Брауна.Трубка и кисет оттопыривали его карман; он погладил их, словно надеясь обрести бодрость в этом привычном жесте, может быть, он тоже испытывал сейчас тоску по родине.— Картер, познакомьтесь с доктором Гассельбахером, это мой старый друг.— Здравствуйте, доктор. — Картер сказал Уормолду: — Искал вас вчера вечером по всему городу. Никак не могу попасть в те злачные места, о которых вы говорили.Они вместе вошли в банкетный зал. Трудно было объяснить, почему Уормолд испытывает такое доверие к своему соотечественнику, но с той стороны, с которой шагал Картер, он чувствовал себя в безопасности.
В честь генерального консула банкетный зал был украшен двумя большими флагами Соединенных Штатов, а маленькие бумажные флажки указывали, как в ресторане аэровокзала, места представителей различных стран. Во главе стола красовался швейцарский флажок — там должен был сидеть президент, доктор Браун; был тут даже флажок Монако — он стоял против места монакского консула, одного из крупнейших экспортеров сигар в Гаване. В знак уважения к августейшему бракосочетанию имеется в виду брак князя Монакского с американской киноактрисой Грейс Келли

, его посадили справа от американского генерального консула. Когда Уормолд и Картер вошли в зал, гостям разносили коктейли, и к ним сразу же подошел официант. Показалось ли это Уормолду или же официант и в самом деле так повернул поднос, что последний оставшийся на нем «дайкири» оказался как раз под рукой у Уормолда?— Нет. Не хочу, спасибо.Картер протянул руку, но официант уже двинулся к служебному выходу.— Может, вы предпочитаете сухой «мартини», сэр? — спросил чей-то голос.Он повернулся. Это был метрдотель.— Нет, нет, я не пью коньяк.— Шотландское виски, сэр? Херес? «Дедушкин коктейль»? Что вам угодно?— Я сегодня не пью, — сказал Уормолд.Метрдотель отошел к другим гостям. Уормолд подозревал, что это его агент дробь семь; не странно ли, если по иронии судьбы он окажется и его убийцей? Уормолд оглянулся, но Картера уже не было: он отправился на поиски доктора Брауна.— Пейте, что дают, — произнес чей-то голос с шотландским акцентом. — Моя фамилия Макдугал. Кажется, мы сидим рядом.— Мы с вами, по-моему, прежде не встречались?— Я принял дела от Макинтайра. Вы, конечно, знали Макинтайра?— Ну да, еще бы.Сплавив такую мелкую сошку, как Картер, швейцарцу, торговавшему часами, доктор Браун обходил теперь зал вместе с американским генеральным консулом, представляя ему самых важных гостей. Немцы держались обособленно; как и подобало, они сгруппировались у западной стены зала; они кичились мощью немецкой марки, как дуэлянты своими шрамами; национальное чванство, которое пережило даже Бельзен, питалось теперь высоким курсом западногерманской валюты. Интересно, не один ли из них выдал доктору Гассельбахеру тайну этого банкета, подумал Уормолд. Выдал? Так ли? С помощью шантажа они могли заставить доктора снабдить их каким-нибудь ядом. Ну что ж, ради старой дружбы он выбрал что-нибудь безболезненное, если только есть такой яд, который не причиняет боли.— Вы меня послушайте, — говорил мистер Макдугал с неукротимой энергией шотландца, пляшущего джигу, — лучше выпить, не откладывая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63