— Метис держал в руке клочок бумаги; священник увидел знакомый почерк — крупные буквы, старательно выведенные детской рукой. В эту бумагу, наверно, заворачивали еду: она была просаленная, вся в пятнах. Он прочитал: «Принц Датский размышляет, что ему делать — покончить ли с собой или нет, мучиться ли сомнениями о причине смерти отца или же одним ударом…»
— Нет, не это, отец. На обороте. Это не то. Священник перевернул бумагу и прочел одну-единственную фразу, написанную по-английски тупым карандашом: «Отец, ради всего святого…» Мул, никем не понукаемый, перешел на тяжелый, медленный шаг; священник и не пытался подгонять его. Этот клочок бумаги не оставлял никаких сомнений. Он чувствовал, что опять попал в ловушку, и на сей раз окончательно.
Он спросил:
— Откуда это у тебя?
— Дело было так, отец. Когда полицейские его подстрелили, я был вместе с ними. Это случилось в деревне по ту сторону границы. Он держал перед собой ребенка как заслон, но полицейские наплевали на это. Ребенок-то был индейский. Попали в обоих, но он убежал.
— Так как же?..
— А вот как, отец. — Метис тараторил без умолку. Оказывается, он боялся лейтенанта — лейтенант негодовал, что священнику удалось скрыться, — и решил улизнуть через границу, подальше от полицейских. Ночью ухитрился убежать, а по пути — то ли в этом штате, то ли в соседнем, — кто их знает, где начинается один, где кончается другой, — наткнулся на этого американца. Пуля попала американцу в живот…
— Тогда как же он мог убежать?
— Ну-у, отец, силы у него сверхчеловеческие. — Американец умирает, ему нужен священник…
— Как же ты его понял?
— Да ведь больше двух слов тут и не нужно. — И чтобы ему поверили, он из последних сил написал записку, и вот… Во всей этой истории дыр было что в решете. Но была записка, и от нее нельзя отмахнуться, как нельзя пройти мимо надгробного камня.
Метис снова вскипел:
— Вы мне не верите, отец!
— Нет, — сказал священник. — Не верю.
— Вы думаете, я лгу.
— Почти все ложь.
Он остановил мула и задумался, сидя в седле лицом к югу. Он был уверен, что это ловушка, поставленная, может быть, по подсказке метиса — ведь метис гнался за деньгами. Но американец умирал, сомневаться в этом не приходилось. Он вспомнил заброшенную банановую плантацию, где что-то случилось, и мертвого индейского ребенка на куче кукурузы. Да, сомнений быть не может, он нужен. Когда у человека столько такого на душе… Странно, но он почувствовал радость: он не верил по-настоящему в этот мир и покой. Покой так часто возникал в его снах по ту сторону границы, что теперь это все казалось не более чем сном. Он стал насвистывать песенку, когда-то где-то услышанную: «Пошла гулять я в поле и розочку нашла». Пора проснуться. И сон был бы дурным — ведь на исповеди в Лас-Касасе ему, кроме всего прочего, пришлось бы покаяться в том, что он отказал в исповеди человеку, умирающему со страшными грехами на совести. Он спросил:
— Ты думаешь, американец доживет?
— Наверно, — с готовностью ответил метис.
— Далеко это?
— Четыре-пять часов, отец.
— Поедешь на том муле, будешь меняться с проводником.
Священник повернул своего мула назад и окликнул проводника. Тот слез с седла и безучастно выслушал, что ему говорят. Он только сказал метису, ткнув пальцем в седло:
— Осторожнее с вьюком. В нем бутылки падре.
Они медленно поехали назад. Мисс Лер стояла у калитки. Она сказала:
— Вы забыли сандвичи, отец.
— Ах да. Спасибо. — Он быстро оглянулся по сторонам — как все это было далеко от него теперь. — Мистер Лер еще спит?
— Разбудить его?
— Нет, нет. Передайте ему мою благодарность за гостеприимство.
— Хорошо, отец. И может, мы еще увидим вас здесь через несколько лет? Вы сами это обещали. — Она с любопытством посмотрела на метиса, и он ответил ей наглым взглядом своих желтых глаз.
Священник ответил:
— Очень возможно, — и с уклончивой, хитрой улыбкой посмотрел в сторону.
— Ну что ж, прощайте, отец. Вам надо торопиться. Солнце уже высоко.
— Прощайте, дорогая мисс Лер.
Метис раздраженно ударил своего мула и тронулся с места.
— Не туда, любезный, — крикнула ему мисс Лер.
— Мне надо навестить тут одного человека, — пояснил священник и, пустив мула рысцой, затрусил за метисом к деревне. Они проехали мимо белой церкви — она тоже была из области сновидений. В реальной жизни церквей нет. Впереди показалась длинная, грязная деревенская улица. В дверях своего домика стоял учитель; он насмешливо помахал ему рукой, провожая его недобрым взглядом сквозь роговые очки.
— Ну как, отец, увозите свою добычу?
Священник остановил мула. Он сказал метису:
— В самом деле!.. Я и забыл…
— Вы хорошо заработали на крестинах, — сказал учитель. — Стоило подождать несколько лет.
— Поехали, отец, — сказал метис. — Не слушайте его. — И плюнул. — Он плохой человек.
Священник сказал:
— Вы здесь всех хорошо знаете. Если я оставлю вам деньги в дар, купите вы на них что-нибудь такое, от чего не будет никакого вреда людям — еду, одеяла… только не книги?
— Еда здесь нужнее книг.
— Вот тут у меня сорок пять песо…
Метис взмолился:
— Отец! Что вы делаете?..
— Для успокоения совести? — сказал учитель.
— Да.
— Ну что ж, и на том спасибо. Приятно, что есть на свете совестливые священники. Это шаг вперед в человеческой эволюции, — сверкнув стеклами очков на солнце, сказал этот толстенький озлобленный человек, стоявший у своей крытой жестью хибарки — лачуги изгнанника.
Они миновали последние хижины, кладбище и стали подниматься в горы.
— Зачем, отец? Ну зачем? — заныл метис.
— Он неплохой человек, делает все что может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76