— Ей-богу, я бы тоже хотел, чтобы мне надо было чего-то беречься, а не есть этот проклятый индийский соус. Ведь сегодня четверг?— Да.Они вышли в коридор и попались на глаза индийцу.— Рано или поздно он вас все равно изнасилует, — сказал Гаррис. — От него спасения нет. Лучше поддайтесь, не то вам не будет покоя.— Я не верю в гаданье, — солгал Уилсон.— Да я и сам не верю, но он свое дело знает. Он изнасиловал меня в первую же неделю после приезда. И нагадал, что застряну здесь больше чем на два с половиной года. Тогда я думал, что получу отпуск через восемнадцать месяцев. Теперь-то я уже не такой дурень.Индиец с торжеством следил за ними, сидя на краю ванны.— У меня есть письмо от начальника сельскохозяйственного департамента, — сказал он. — И другое письмо от окружного комиссара Паркса.— Ладно, — сказал Уилсон. — Гадайте, но только быстро.— Лучше мне убраться, старина, пока он вас не вывел на чистую воду.— Я не боюсь, — сказал Уилсон.— Пожалуйста, присядьте на ванну, сэр, — вежливо пригласил его индиец. — Очень интересная рука, — добавил он не слишком уверенным тоном, то поднимая, то опуская руку Уилсона.— Сколько вы берете?— В зависимости от положения, сэр. С такого человека, как вы, я бы взял десять шиллингов.— Дороговато.— Младшие офицеры идут по пяти шиллингов.— Значит, и с меня полагается только пять.— Ну нет, сэр. Начальник сельскохозяйственного департамента дал мне целый фунт.— Я только бухгалтер.— Как угодно, сэр. Помощник окружного комиссара и майор Скоби дали по десяти шиллингов.— Ну, хорошо, — сказал Уилсон. — Вот вам десять. Валяйте.— Вы приехали только неделю или две назад, — начал индиец. — Иногда по ночам вы нервничаете. Вам кажется, что вы не имеете успеха.— У кого? — спросил Гаррис, раскачиваясь в дверях.— Вы очень честолюбивы. Любите помечтать. Увлекаетесь стихами.Гаррис хихикнул, а Уилсон оторвал взгляд от пальца, которым водили по линиям его руки, и с опаской посмотрел на предсказателя.Индиец неумолимо продолжал.Тюрбан склонился к самому носу Уилсона; из складок тюрбана несло чем-то тухлым — хозяин, видимо, прятал там куски краденой пищи.— У вас есть тайна, — изрекал индиец. — Вы скрываете свои стихи от всех… кроме одного человека. Только одного, — повторил он. — Вы очень застенчивы. Вам надо набраться храбрости. Линия счастья у вас очень отчетливая.— Желаю удачи, старина, — подхватил Гаррис.Все это напоминало учение Куэ: стоит во что-нибудь крепко поверить, и оно сбудется. Робость удастся преодолеть. Ошибку — скрыть.— Вы не нагадали мне на десять шиллингов, — заявил Уилсон. — Такое гаданье не стоит и пяти. Скажите поточнее, что со мной будет.Он ерзал на остром краю ванны, глядя на таракана, прилипшего к стене, как большой кровавый волдырь. Индиец склонился над его ладонями.— Я вижу большой успех, — сказал он. — Правительство будет вами очень довольно.— Il pence, — произнес Гаррис, — что вы un bureaucrat.— Почему правительство будет мною довольно? — спросил Уилсон.— Вы поймаете того, кого нужно.— Подумайте! — сказал Гаррис. — Он, кажется, принимает вас за полицейского.— Похоже на то, — сказал Уилсон. — Не стоит больше тратить на него время.— И в личной жизни вас ждет большой успех. Вы завоюете даму своего сердца. Вы уедете отсюда. Все будет хорошо. Для вас, — добавил индиец.— Вот он и нагадал вам на все десять шиллингов, — захихикал Гаррис.— Ну ладно, дружище, — сказал Уилсон. — Рекомендации вы от меня не получите. — Он поднялся, и таракан шмыгнул в щель. — Терпеть не могу эту нечисть, — произнес Уилсон, боком проходя в дверь. В коридоре он повернулся и повторил: — Ладно.— Сперва и я их терпеть не мог, старина. Но мне удалось разработать некую систему. Загляните ко мне, я вам покажу.— Мне пора.— У Таллита всегда опаздывают с ужином.Гаррис открыл дверь своего номера, и Уилсон почувствовал неловкость при виде царившего там беспорядка. У себя в комнате он бы никогда не позволил себе такого разгильдяйства — не вымыть стакан после чистки зубов, бросить полотенце на кровать…— Глядите, старина.Уилсон с облегчением перевел взгляд на стену, где были выведены карандашом какие-то знаки: вод буквой "У" выстроилась колонка цифр, рядом с ними даты, как в приходо-расходной кмиге. Дальше под буквами «В в» — еще цифры.— Это мой личный счет убитых тараканов, старина. Вчера день выдался средний: четыре. Мой рекорд — девять. Вот что меня примирило с этими тварями.— А что значит «В в»?— «В водопровод», старина. Иногда я сшибаю их в умывальник и смываю струей. Было бы нечестно вносить их в список убитых, правда?— Да.— Главное — не надо себя обманывать. Сразу потеряешь всякий интерес. Беда только в том, что надоедает играть с самим собой. Давайте устроим матч, а, старина? Вы не думайте, тут нужна сноровка. Они безусловно слышат, как ты подходишь, и удирают с молниеносной быстротой.— Давайте попробуем, но сейчас мне надо идти.— Знаете что? Я вас подожду. Когда вы вернетесь от Таллита, поохотимся перед сном хоть минут пять. Ну хоть пять минут!— Пожалуй.— Я вас провожу вниз, старина. Я слышу запах индийского соуса. Знаете, я чуть не заржал, когда этот старый дурень принял вас за полицейского.— Да он почти все наврал, — сказал Уилсон. — Например, насчет стихов.
***
Гостиная в доме Таллита напомнила Уилсону деревенский танцзал. Мебель — жесткие стулья с высокими неудобными спинками — выстроились вдоль стен, а по углам сидели кумушки в черных шелковых платьях — ну и ушло же на них шелку! — и какой-то древний старик в ермолке. Они молчали и внимательно разглядывали Уилсона, а когда он прятал от них глаза, он видел стены, совсем голые, если не считать пришпиленных в каждом углу сентиментальных французских открыток, разукрашенных лентами и бантиками:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84