Лучше ждать на месте, — это будет хотя бы достойно.
— По правде сказать, — заметил Дэйнтри, — я всегда в этом сомневался.
— Значит, вас все-таки поставили в известность?
— Только чтобы я провел проверку. Это ведь лежит на мне.
— Скверный это был для вас день, верно: сначала разбили сову, потом увидели, что Дэвис лежит мертвый в своей постели!
— Не понравилось мне то, что сказал тогда доктор Перси вал.
— А что он сказал?
— Он сказал: «Я не ожидал, что это случится».
— Да. Сейчас и я вспомнил.
— Это раскрыло мне глаза, — сказал Дэйнтри. — Я понял, на что они пошли.
— Поторопились они с выводами. Не разведали как следует другие возможности.
— Вы имеете в виду себя?
Кэсл подумал: «Нет, не стану я подносить им это на блюдечке, не признаюсь, сколь бы изощренной ни была их новая техника допроса». И он сказал:
— Или Уотсона.
— Ах да, я забыл про Уотсона.
— Все ведь в нашем секторе проходит через его руки. Ну а потом, есть еще, конечно. Шестьдесят девять-триста в Л.-М. Его финансы проверить до конца невозможно. Кто знает, может, у него есть счет в Родезии или в Южной Африке?
— Справедливо, — сказал Дэйнтри. — Ну и еще наши секретарши. Причем не только наши личные секретарши. Все они работают в общем машинном бюро. И вы что же думаете, девушка, отправляясь в уборную, иной раз не может забыть убрать в сейф только что расшифрованную телеграмму или перепечатанное ею донесение?
— Вполне представляю себе. Я лично проверил все бюро. Там всегда допускалось немало безответственных поступков.
— Безответственность может проявляться и наверху. Смерть Дэвиса, возможно, пример как раз такой преступной безответственности.
— Если он не был виноват, то это — убийство, — сказал Дэйнтри. — У него же не было возможности защищаться, взять себе адвоката. Они боялись впечатления, которое суд мог бы произвести на американцев. Доктор Персивал говорил мне что-то про ящички…
— О да, — сказал Кэсл. — Я знаю эту Spiel [игру (нем.)]. Я сам об этом часто слышал. Ну что ж, Дэвис сейчас прочно лег в ящик.
Кэсл заметил, что Дэйнтри не спускает глаз с его кармана. Дэйнтри что же, только делает вид, будто соглашается с ним, чтобы благополучно добраться до своей машины? Дэйнтри сказал:
— Мы с вами оба совершаем одну и ту же ошибку: слишком поспешно делаем выводы. Вполне ведь возможно, что Дэвис был виновен. Почему вы так уверены в обратном?
— Подобные поступки должны чем-то мотивироваться, — сказал Кэсл.
Ответил он не сразу, ответил уклончиво, но его сильно подмывало сказать: «Да потому, что это я совершил утечку». Теперь он уже был уверен, что связь оборвана и ждать помощи неоткуда, — так чего же ради тянуть? Ему нравился Дэйнтри, он понравился ему с того дня, когда они были на свадьбе его дочери. Кэсл вдруг увидел в Дэйнтри человека, сокрушавшегося по поводу разбитой совы, такого одинокого среди обломков своего разбитого брака. Если кому-то и получать навар за его признание, пусть это будет Дэйнтри. Почему же в таком случае не прекратить борьбу и не сдаться по-хорошему, как часто говорят полисмены? Возможно, подумал Кэсл, он затягивает игру лишь для того, чтобы подольше иметь рядом собеседника, отсрочить момент, когда он останется один в доме и один в камере.
— Я полагаю, мотивом для Дэвиса могли быть деньги, — сказал Дэйнтри.
— Деньги не слишком интересовали Дэвиса. Они нужны были ему лишь для того, чтобы понемногу ставить на лошадок и баловаться хорошим портвейном. Смотреть надо немного глубже.
— То есть?
— Ведь если под подозрением находится наш сектор, значит, утечка могла быть связана только с Африкой.
— Почему?
— Через мой сектор проходит уйма и другой информации… которую мы передаем дальше… и эта информация, безусловно, представляет величайший интерес для русских, но если бы утечка была связана с теми проблемами, то и другие секторы оказались бы под подозрением, верно? Значит, речь идет исключительно о той части Африки, которой мы занимаемся.
— Да, — согласился Дэйнтри, — ясно.
— А в таком случае пойти на это мог человек… ну, не то чтобы исповедующий определенную идеологию — вовсе не обязательно искать коммуниста, — но прочно связанный с Африкой… или африканцами. А я сомневаюсь, чтобы Дэвис знал хоть одного африканца. — Он помолчал и намеренно добавил, в известной степени наслаждаясь опасной игрой: — Не считая, конечно, моей жены и моего мальчика. — Он ставил точку над "i", но не собирался ставить черточку на "t". — Шестьдесят девять-триста, — продолжал он, — уже давно находится в Л.-М. Никто не знает, каких друзей он там за это время приобрел… а кроме того, у него есть агенты среди африканцев, многие из них — коммунисты. — После стольких лет маскировки ему начинала нравиться эта игра в кошки-мышки. — Так же, как у меня были в Претории, — продолжал он. И улыбнулся. — Даже шеф, знаете ли, питает определенную любовь к Африке.
— Ну, тут-то вы уж шутите, — заметил Дэйнтри.
— Конечно, шучу. Я хочу лишь показать, как мало было у них фактов против Дэвиса, если сравнить его с остальными — к примеру, со мной или с Шестьдесят девять-триста… да и со всеми этими секретаршами, про которых мы ничегошеньки не знаем.
— Все они были тщательно проверены.
— Конечно, были. И в их деле значатся фамилии всех их любовников на тот год, но ведь некоторые девчонки меняют любовников, как зимнюю одежду.
Дэйнтри сказал:
— Вы перечислили уйму людей, которых можно заподозрить в утечке, а вот в невиновности Дэвиса вы абсолютно уверены. — И невесело добавил: — Повезло вам, что вы не офицер безопасности. Я чуть не подал в отставку после похорон Дэвиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94