«Девочка» появлялась, когда жизнь налаживалась, когда центр внимания перемещался на достижение удовольствий.На вечеринках, отметила Николь, никто уже не говорил беспрестанно о сексе, стремясь повергнуть окружающих в шоковое состояние.Она не слышала терминов «это» или «сексапил» ни разу. Люди разговаривали о политике – о социализме, о коммунизме, о русских пятилетних планах – с видимым интересом. На поверхности Нью-Йорк выглядел по-прежнему – сновали озабоченные толпы, сияли электрические огни, высились небоскребы. Президент был полон оптимизма, цены на бирже поползли вверх. Казалось, что Крах ушел в прошлое с иными вчерашними новостями. Когда же Николь пригляделась повнимательнее, она заметила, что есть причины для беспокойства. Может быть, потому, что она жила в Европе.Во Франции все было по-иному. Там не было внезапного краха, не было драматического периода, отраженного всеми газетными заголовками, вслед за которыми последовало столь же мгновенное и без видимых потерь выздоровление.Николь казалось, что такая резкая перемена, резкий переход из одного состояния в другое – явление чисто американское. Возможно, такая гибкость объяснялась молодостью самой страны, не обремененной ни историей, ни традициями.В Париже драма Краха не была столь насыщена, но последствия ощущались острее. Ювелиры с улицы Де-ля-Пэ потеряли целые состояния, потому что множество заказов были отменены. Предметы искусства и антиквариат переполнили рынок, но их не покупали. Американцы возвращались домой, единственным следом их пребывания становились объявления в «Пари трибюн», предлагавшие на продажу «по дешевой цене» дома в районе Нейи и замки в пригородах. Николь воспринимала Крах прежде всего через положение дел в индустрии моды. В первый же сезон, последовавший за Крахом, ни один крупный американский магазин не прислал своего заказчика. Значительная часть дохода, которую они обеспечивали, исчезла. Давняя традиция французских домов моды предоставлять своим заказчикам кредиты на значительные сроки стоила им значительных убытков. Огромное количество клиентов, прежде вполне платежеспособных, не могли расплатиться за платья и костюмы, которые уже были давно сшиты и даже изношены. Они просто разорились. Кроме того, дополнительной причиной убытков стал и скачущий валютный курс, так как крупные дома моделей уже давно работали на международную клиентуру.Волны разбегались в разные стороны: пошивочные ателье и маленькие фабрички, которые зарабатывали на жизнь тем, что копировали модели Николь Редон и других ведущих модельеров, выходили из игры. Пуговицы, тесьма, кружева, другие отделочные детали выполняли по заказу модельеров разные маленькие ателье. Одни сумели пережить кризис, другие – нет. Николь спасло то, что она совершенно случайно использовала свои акции для покупки дома в Антибе в 1929 году. Кроме того, она бережно экономила свои дивиденды, а не пускала акции в оборот в исключительно выгодные для этого годы. Таким образом у нее образовались накопления. Но «Дом Редон» понес убытки. Николь не знала, чего ждать от будущего. Тем не менее она отложила все свои тревоги о бизнесе и приехала в Нью-Йорк обеспокоенная судьбой Кима и их общим будущим.– Я не хочу, чтобы ты возвращалась в Париж, – сказал Ким. Они сидели за лучшим столиком в ресторане «21», и все приветствовали Кима, как знаменитость. Весь обед они с Николь проговорили о деньгах. Николь посоветовала продать свои акции прямо сейчас, пока цены на них поднялись, она одобрила его намерение оплатить отцовские долги, но посоветовала делать это в такие сроки, какие будут удобны ему самому. Не было никакой необходимости выплачивать их быстро или все разом – никто этого и не ожидал, как никто не ожидал, что какие-нибудь убытки будут вообще возмещены. Ким внимательно слушал Николь и заметил, что она хорошо разбирается в денежных вопросах. Она ответила ему саркастически, что это качество приобретается благодаря бедной жизни. И является одним из преимуществ бедности.– Моя проблема в том, что я тоже хочу получить свой кусок от пирога, – сказал Ким. – Я хочу быть рядом с детьми, я хочу быть рядом с тобой. Почему ты не откроешь свое дело здесь, в Нью-Йорке? Ты будешь иметь огромный успех, а мы сможем жить вместе. Мы должны быть вместе.– Да, конечно, – сказала Николь. Ее пронзила мысль, что до сих пор Ким ни разу не сказал о женитьбе. Она чувствовала: он винит ее за развод, за то, что он отделен от детей. – Идея прекрасная. Начать свой бизнес здесь.– Хорошо! Отлично! – сказал Ким. – Ты на меня хорошо влияешь. До того как мой отец… как все это случилось, я решил, что у нас с тобой все будет по-другому. Что я сам буду другим. Я решил, что отныне ты будешь занимать первое место в нашей жизни. Раньше я не думал так.Николь улыбнулась, счастливая от мысли, что наконец Ким начал говорить о ней, о них. Он свободен, разведен. Они могли делать то, что захотят. Они могут быть вместе.– А ты? Что ты станешь делать, если я открою дело здесь?– Буду стараться вести себя хорошо!– Серьезно.– Может быть, найду себе работу. У меня есть предложение.– А книги?Он взглянул на нее:– Наверное, я буду писать. Когда придет вдохновение. Если оно придет.– Книги – это твое призвание, – сказала Николь. – Ты можешь зарабатывать себе на жизнь, создавая книги.– Ты предлагаешь мне писать ради денег? – Ким был потрясен.– Почему бы и нет?– Я погублю свой талант. Я уже спорил на эту тему с Эрни, и не один раз. Посмотри, что сделалось со Скоттом, когда он начал писать ради денег. Ничего приличного, кроме «Гэтсби», он не опубликовал – с 1925 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120