Когда мы составляли сплоченное меньшинство. Теперь все по-другому. Экономика в упадке. Руководящих должностей очень мало, а для женщин их вообще практически нет, какую бы шумиху ни поднимали по этому поводу газеты. Тем немногим женщинам, которые все же оказались наверху, вовсе не нужна конкуренция, уж поверь мне.
Бренда вздохнула. К сожалению, Тони была права.
– Как бы то ни было, теперь я беременна и о работе речь уже не идет. И у меня другие проблемы… например, подыскать что-нибудь подходящее нам для жилья. Я всегда думала, что, когда у нас будут дети, мы переедем из этой квартиры и у нас будет дом. Я поискала, и хотя домов продается очень много, мы не осилим даже первый взнос, не говоря уже о погашении ссуды. Рейган сократил расходы на здравоохранение, и это уже сказывается на клинике, и Джеф боится, что может остаться без работы, – сказала Бренда. Пока она не бросила работу, она даже не понимала, как они с Джефом были избалованы, имея два жалованья, на которые можно было жить безбедно. Они думали, что так будет продолжаться вечно, и даже не отложили ни цента. И впервые в жизни Бренда, нервничая, чувствуя свою незащищенность и беспокоясь о будущем, наконец начала понимать, каково пришлось ее матери, когда умер отец. Как это было для нее страшно, как внезапно все на нее свалилось и как она не была к этому готова. – Когда появится еще ребенок, нам будет здесь очень тесно.
– А почему ты не продашь свои акции и на эти деньги не купишь дом? – спросила Тони. – Помнишь, те премиальные, которые ты мне дала, чтобы я для тебя их вложила в дело.
– А сколько теперь стоят эти акции? – спросила Бренда. Она никогда не принимала в расчет эти деньги: она хотела, чтобы они были отложены для Каро и ее братьев или сестер, которые могут появиться.
– Семьдесят тысяч долларов, – ответила Тони.
– Семьдесят тысяч долларов! – Бренда чуть в обморок не упала.
Она почти не слушала объяснений Тони. Исходная сумма, которую она вложила в компанию по производству кремниевых кристаллов для компьютеров, увеличилась в пять раз.
– Я продала эти акции и купила акции «Коноко». Когда «Коноко» перешла к «Дюпону», я забрала свою долю прибыли и купила акции нефтяной компании «Марафон Ойл». Вчера перед закрытием биржи они стоили семьдесят тысяч долларов.
– Господи! Тони! Ты – гений! – Бренда, несмотря на беременность, подпрыгнула от радости и сжала подругу в объятиях. – Представляешь, как удивится Джеф, когда я ему об этом скажу вечером! Нам, наверно, придется выбрать, что лучше: оставить эти деньги для детей или купить на них дом, в котором дети будут расти. Но по крайней мере это возможность выбора! Тони, ну чем я могу тебя отблагодарить?
Тони улыбнулась.
– Возможно, когда-нибудь я тебя попрошу познакомить меня с подходящим человеком, которого я могла бы полюбить.
Но когда Джеф пришел домой, у него было такое выражение лица, какого Бренда никогда прежде не видела.
– Клиника закрывается… рейгановские сокращения, – сказал он. – Я остался без работы, Бренда. Меня уволили…
Чем глубже Элен увязала в судебном разбирательстве, тем больше она ощущала гнев и бессилие отчаяния. Чтобы организовать защиту против изменившихся требований Джоанны, ей пришлось начать все сначала с адвокатами и консультантами.
– У меня уходят на это тысячи долларов, и это в то время, когда даже удержаться на плаву и то трудно, – жаловалась она Элу. – Иногда я думаю, что мне надо было поступить так же, как Софи, и продать «А Ля Карт», получить деньги, вложить их в акции и жить с дохода. Но беда в том, что я бы не знала, куда деваться от безделья. Я привыкла работать. Я люблю мою работу. Сколько можно путешествовать и развлекаться? Сколько можно заниматься массажем? Сколько можно ходить по магазинам? – Элен выглядела бледной и осунувшейся.
– Ты выглядишь усталой, – сказал Эл.
– Усталой? – переспросила Элен. – Да я просто выжата, как лимон.
– Ты не слишком устала, чтобы пойти в театр? – спросил он. – Один из моих клиентов – режиссер. Он поставил новую пьесу о чете Перонов. У меня билеты в театр. Ты свободна?
Когда Элен сидела в театре, следя за тем, как красавица Ева, будущая жена президента Аргентины, завоевывает своими песнями и танцами Хуана Перона, а вместе с ним и всю Аргентину, ее осенила настолько смелая и дерзкая идея, что она едва могла усидеть на месте от радостного возбуждения.
– Ты изумительно выглядишь, – сказал ей Эл, когда они выходили из театра. Элен порозовела, глаза ее сверкали, даже походка приобрела легкость и упругость. – Как будто ты прошла курс лечения и отдохнула!
А Элен взглянула на него своими блестящими изумрудными миндалевидными глазами и сказала:
– Ева Перон! Кэтрин Грэхэм! Эсте Лаудер! Голда Меир! Мэри Уэллс Лоренс! И я! Элен Дурбан!
И прежде чем Эл успел спросить ее, что это все, собственно, значит, она закинула руки ему на плечи и на глазах у людей, толпой выходящих из театра, поцеловала его прямо в губы.
– Спорим, что ты не сделаешь того же, когда мы будем наедине, – шутливо сказал Эл, когда поцелуй закончился.
– Спорим, что сделаю! – ответила она, и люди вокруг, многие из которых узнали Элен по ее выступлениям на телевидении, зааплодировали.
– Лью, ты никогда не думал о том, чтобы продать «Декор»? – спросила Элен. Она позвонила ему, как только добралась до дома, и попросила встретиться с ней как можно скорее. На следующее утро они завтракали у Лью в Манхэттене. Лью сидел в своем кресле, а Элен на месте Макса. Маленький телевизор «Сони» был настроен на программу АМ/США, звук приглушен. Пока Элен говорила, Лью отвлекся, глядя на ее изображение на экране.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114