– Но мы застряли – не можем избавиться от побочных эффектов – тошнота и газы. Я работаю в «Медлабе» два года, а мы так и не подошли к решению этой проблемы. Я подумала, что, может быть, работа с рецепторами инсулина окажется полезной.
– Я не знаю, – сказал профессор. Как ученый, он не мог сказать иначе, но все же он не терял надежды. – Если бы вы посмотрели наши необработанные лабораторные данные? Я поделюсь с вами.
– Это было бы великолепно, – Бренда обрадовалась предложению профессора.
– Я пришлю вам ксерокс.
В этот вечер, когда Эд Словацки отправился выпить с химиками из компании «Райдер и Эванс» – конкурентами «Медлаба», Бренда особенно остро почувствовала, что она – единственная женщина на конференции, не считая, конечно, секретарш. Она осталась в своей комнате и внимательно прочитала ксерокс, который получила от профессора Рейнкинга.
На другой день после возвращения из Урбаны она положила свои предложения на стол Лебена. Используя статью Рейнкинга и результаты его лабораторных исследований, Бренда предложила вести параллельные опыты с рецепторами инсулина.
В конце своего отчета она просила увеличить ассигнования на эти работы. Она ожидала ответа с оптимизмом, присущим молодости, и не могла понять, почему Лебен целых две недели хранил молчание.
– Может, мне надо поговорить с ним? – спросила она Джефа.
Бренда думала, что план новой работы, основанной на достижениях Рейнкинга, и придуманный ею, вполне оправдывал ее отличный диплом, премию Калкотта и высокую зарплату в «Медлабе». И теперь – молчание. Бренда была обижена и смущена.
– Я не понимаю, в чем дело. Мне кажется, я должна поговорить с ним.
– Почему бы и нет? – ответил Джеф. – То, что ты мне рассказала, звучит очень убедительно.
Когда Бренда зашла к Хейнриху и спросила, не прочитал ли он ее предложения, он сказал, что у него не было времени. Он даже не пообещал Бренде найти время!
– Ты можешь поверить в это? – Бренда жаловалась Тони, которая приехала с Таком в Бостон на уик-энд. – Они заплатили за мою поездку в Урбану, а теперь даже не хотят узнать, что я там раздобыла. Мне кажется, что инсулиновый рецептор – это то, что нам надо, мы сможем выбраться из тупика. Я могла бы составить и всю программу.
– Ты могла бы, я могла бы, – сказала Тони. – Главное, что они хотят!
Они – это противоположный пол. Мужчины. Противники. Члены узкой секты, куда Бренда и Тони пытались проникнуть – либо по приглашению, либо нахальством. У мужчин были деньги, власть, развлечения. Бренда и Тони тоже хотели этого для себя.
Тони становилась экспертом в отношении мужчин. Она анализировала работу компаний, чьи акции «Эддер и Стерн» предлагали своим клиентам. Она много ездила по стране, разговаривала с руководством, ходила по заводам, анализировала цифры. Результаты ее работы в виде отчетов рассылались брокерам «Эддера» и использовались как рекомендации для купли-продажи акций.
– Тебе нужно было бы быть мужиком, – сказала Тони Бренде. Спорим, что, если бы отчет написал мужчина, все было бы решено давно.
Мысль об Эде Словацки, с его белесыми ресницами и удовлетворительными оценками, промелькнула, но Бренда решительно отбросила ее.
– Может быть, в твоем бизнесе существует мужской шовинизм, но мы – ученые, – сказала Бренда. – Ученые опираются только на результаты опытов. Пол здесь ни при чем. Хейнрих всегда давал мне сложные задания, зная, что я все сделаю и уложусь и в сроки, и в бюджет.
– Не обманывай себя, Бренда, – сказала Тони. – Ты всего лишь славная девочка для Хейнриха. Он просто использует тебя.
– Тони, мне не нравится твой пессимизм, – сказала Бренда.
– Может быть. Но это скорее реализм.
Тони была единственной женщиной в компании «Эддер и Стерн», за исключением Реты Эш, специалиста по очистительным средствам, которая работала раньше в «Ревлоне» и в фирме «Рубинштейн». Эта женщина говорила грубым, пропитым голосом и держала всех в страхе, потому что она знала все тайны фирмы.
– Они называют меня «девочка», – жаловалась Тони Бренде. – И это после двух лет работы на фирме! Знаешь, как реагируют мужики, когда я приезжаю составить отчет? Они оскорблены тем, что к ним прислали девчонку. Для них это означает только одно: «Эддер и Стерн» считают их компанию второсортной. Поэтому мне приходится быть очень строгой и подкованной во всем. Иногда это срабатывает, но чаще они звонят в Нью-Йорк и спрашивают, зачем им прислали «эту девчонку»; и это в моем присутствии! Приходится одному из компаньонов говорить с ними и успокаивать. А знаешь, что потом?
Бренда покачала головой. Она была удивлена и возмущена. Ее работа в лаборатории была ограничена общением с другими биохимиками и Лебеном. Она понимала теперь, как мало она знает о мире бизнеса.
– Нет, – сказала она. – Что дальше?
– Они начинают приставать.
– Ну да! В наше время?
– Да, да. В наше время. Они ведут себя так, как будто я – вернее, мое тело – пришла по «этому» делу. Те, кто повежливее, говорят: «Ну вы не станете скучать вечером в «Шератоне» одна. У моего приятеля есть квартира». Те, кто попроще, говорят сразу: «Вы, свободные женщины, даете всем. Почему бы не мне?»
Бренда была поражена, хотя она вспомнила сейчас, что один из лаборантов часто, как бы случайно, касался ее груди, когда приходил заменять пробирки.
– Ну, и что ты им говоришь? Как ты справляешься с этим? – Она сама «справлялась» с лаборантом притворяясь, что не замечает этого.
– Не очень-то хорошо, – призналась Тони. – Если я говорю, что я не согласна, они начинают выпытывать у меня, с кем я живу. Если я посылаю их к черту, они говорят, что я слишком злая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114