Для Ната эти дни пронеслись как одно мгновение, для Эвелин же тянулась каждая минута.Она изнывала одна от скуки в своем красивом доме в Грейт Нек и наконец спросила у Ната, могла ли она быть ему полезной в офисе. Нат был в восторге.Теперь Эвелин и Нат стали ездить в город вместе. Нат обучил ее основам делопроизводства, растолковал, какие счета должны подписываться сразу, а какие могли ждать. Со временем Эвелин все лучше и лучше печатала на машинке. Вначале все ее увлекало и все казалось интересным.Бизнес был миром, в котором жил Нат и который был чужд для Эвелин.Привыкнув приезжать каждый день в город, Эвелин обнаружила, что в офисе можно чувствовать себя такой же одинокой, как и в пустом доме. Нат был всегда занят – слишком занят, чтобы поговорить с ней, слишком занят, чтобы поехать с ней куда-нибудь пообедать. Унылый офис наводил тоску, мебель, оставленная прежним хозяином, была вся исцарапана и имела уродливый вид. Контора располагалась достаточно далеко от Пятой авеню, и Эвелин не могла ходить туда в обеденное время, чтобы делать покупки; кроме того, сама работа, когда она всему научилась, уже не казалась ей такой привлекательной и интересной. Жизнь текла монотонно и однообразно. Вместо того чтобы считать часы до прихода Ната домой, в Грейт Нек, Эвелин считала сейчас часы до его прихода в офис, ожидая того момента, когда они сядут в машину и уедут домой.Эвелин пыталась не роптать. Ведь в конечном итоге Нат так много работал ради нее, ради них двоих – ради их будущего. Она винила сама себя: разве можно обижаться на то, что Нат уделяет больше внимания делам, чем жене? Она говорила себе, что если бы действительно была ему хорошей супругой, то гордилась бы его успехами, а не ревновала его к работе.Потом однажды ее вдруг осенило: ее скука и обиды не имели никакого отношения к восемнадцатичасовому рабочему дню Ната. Ей нужно было то, в чем нуждается всякая женщина. Ей нужны были дети. Дети – это такое же свидетельство женского успеха, как деньги и власть – свидетельство успеха мужчины.И вместо того, чтобы считать часы в сутках, Эвелин принялась считать дни в месяце.
В сентябре 1947 года Эвелин забеременела.Она слишком долго ждала этого события и сперва подумала, что ошиблась в расчетах. Эвелин решила никому ни о чем не говорить на тот случай, если ее надежды не оправдаются. Она загибала пальцы, продолжая считать. В октябре месячные вновь не пришли, а в ноябре гинеколог Мартин Коллманн подтвердил, что она беременна.После официального диагноза врача Эвелин позволила себе поверить в то, что все это правда: у нее действительно в конце концов будет ребенок. Хотя она никогда себе в этом не признавалась и, конечно, никогда не делилась своими опасениями с Натом, в ее жизни были минуты, когда ей казалось, что с ней что-то не так и что в ней есть некая ущербность, из-за которой у нее никогда не будет детей. Сейчас, когда все страхи рассеялись, Эвелин не терпелось рассказать Нату об этом радостном событии.Когда Нат пришел домой, Эвелин дала ему спокойно принять душ и переодеться, смешала ему семь к одному ледяное мартини, как он любил, охладила стаканы, взбила подушки на диване, подогрела немного сырных палочек и достала полотняные коктейльные салфетки, которые им подарили на свадьбу. Она делала все медленно, не торопясь, наслаждаясь томлением, которое ей приносило ожидание того момента, когда она обо всем расскажет Нату и тот посмотрит на нее взглядом, полным любви, гордости и удивления. Эвелин держалась, сколько могла, и когда наконец поняла, что не может терпеть больше ни минуты, попросила:– А ну-ка, отгадай!Она почувствовала гордость от того, что ей удалось сказать это таким небрежным тоном. Кто бы мог подумать, что она такая хорошая актриса. Еще никогда в жизни она не ощущала себя такой важной и значительной.– Ну и сколько раз я могу отгадывать? – спросил Нат.– Как обычно – три, – ответила Эвелин. Ей нравилась их игра, и сейчас она вся сгорала от нетерпения услышать первую отгадку Ната.– Ты беременна, – сказал Нат и, посчитав на пальцах, добавил: – Ребенок должен родиться в июне.Она хотела удивить его, а все вышло наоборот. Кто был ошарашен, так это она сама.– У тебя нет месячных с сентября. – уточнил Нат.– Но как ты узнал? – Выходит, у нее не было от мужа никаких секретов?– Я умею считать, – сказал Нат. – У тебя все как по часам. Каждые 29 дней. А кроме того, – добавил Нат с ухмылкой, – сейчас ты, как никогда, сексуальна.Эвелин покраснела.– Твои соски стали более чувствительными. Они твердеют, едва я к ним прикасаюсь. Твои груди увеличились и не вмещаются в бюстгальтер. И там ты быстрее становишься влажной.– Нат!Эвелин почувствовала, как ее щеки заливаются румянцем. Она не привыкла к такому языку. Их разговоры в постели были ласковы и нежны на детский манер. Они никогда не были столь открыто интимными. В ту минуту Эвелин ощутила, как у нее стали твердеть соски, а влагалище увлажнилось, хотя сейчас к ней никто не прикасался.В тот вечер они так и не поужинали. Их любовные ласки были как-то по-новому чувственны и нежны. Эвелин никогда раньше не приходило в голову, что беременность не только может осуществить ее мечтания, но и придать новую окраску ее сексуальным ощущениям. Впервые в жизни Эвелин почувствовала себя настоящей женщиной.На следующей неделе Нат предложил Эвелин не приходить в офис. Он вполне мог себе позволить нанять секретаря и хотел бы, чтобы она не волновалась и наслаждалась своей беременностью. Сейчас, когда Эвелин готовилась стать матерью, Нат хотел утвердиться как человек, содержащий семью. Он ненавидел свое собственное детство, лишенное родительской любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95