Вирджинии хотелось стать второй Франсуазой де ла Рента, но не хватало таланта и вкуса, да и муж был не тот. Что ж, приходилось удовлетворяться тем, что есть – деньгами и амбициями. И того, и другого было в достатке. Кэрлис поняла теперь, что, будучи одинокой, она оставалась невидимкой; теперь, когда она была замужем, к ней неожиданно начали выказывать интерес.
– Кэрлис! – Вирджиния Штайнберг принялась тормошить и целовать ее, словно они были лучшими подругами еще с пансиона. – Нет слов, как я рада, что вы пришли. И Кирк! Какое счастье снова видеть вас.
– Добрый вечер, Вирджиния, – сдержанно сказал Кирк и подмигнул Кэрлис. По дороге к Штайнбергам он рассказал ей, что последний раз был у них, когда работал еще у «Бэррона и Хайнза» и был женат на Бонни. Она ненавидела подобные сборища, которые входили в деловые обязанности мужа. В тот вечер Бонни, как правило, не прикасавшаяся к спиртному, выпила два бокала мартини и, когда подали закуски, встала из-за стола и неверной походкой прошла в спальню хозяев, где ее вырвало прямо на покрытую роскошным пледом кровать Вирджинии. Вирджиния была вне себя, и с тех пор Арнольдов больше не приглашала. Теперь, четыре года спустя, Вирджиния, казалось, вовсе не задумывалась над тем, что Кэрлис для нее раньше просто не существовала, а Кирк Арнольд был надолго отлучен от ее дома.
– Вы у меня самые дорогие гости, – ворковала она, знакомя Кирка и Кэрлис с приглашенной публикой, представлявшей собою пеструю смесь политических карьеристов, капитанов промышленности и нынешних и будущих клиентов «Бэррона и Хайнза». Обеды Вирджинии носили исключительно деловой характер, и, надо отдать должное, устраивала она их отменно. Впрочем, это был ее хлеб – она не могла себе позволить ударить лицом в грязь.
– Знаешь, Кэрлис, теперь ты еще быстрее пойдешь в гору. Я имею в виду после замужества, – сказал ей Том за кофе и шоколадными трюфелями. Когда-то Том ненавидел и боялся Кирка, но сегодня весь вечер только и говорил, какой он умный, замечательный и так далее. А тень от него падала на Кэрлис, и Том, всегда относившийся к ней покровительственно, сейчас был почти подобострастен. – Отныне ты серьезно будешь относиться к своей работе.
– Я всегда относилась к ней серьезно, – сердито откликнулась Кэрлис.
– Ну, а теперь будешь еще серьезнее, – настаивал Том; он знал, что Дэвид Дэй, экономист небольшой, но процветающей торговой фирмы, не прочь был познакомиться с Кирком, за карьерой которого следил уже несколько лет. От Тома не укрылось, что во время обеда Дэвид и Кэрлис о чем-то долго и оживленно беседовали. А поскольку ему давно хотелось заполучить Дэвида в качестве клиента, он подумал, что стоит познакомить его с Арнольдами. – Теперь ты рванешь, – продолжал он. – Попомни мое слово. И подумать только, – задумчиво произнес он, явно гордясь собою, – ведь это я разыскал тебя.
Кэрлис не могла взять в толк, почему, собственно, удачное замужество может каким-нибудь образом отразиться на ее карьере. Она считала, что все зависит от трудолюбия и способностей.
– Не обязательно, – сказал Кирк, когда они возвращались домой. – Часто многое зависит от связей.
Он был прав, и Кэрлис тут же согласилась с ним. Ирония ситуации заключалась в том, что познакомиться с людьми, которые могут оценить ее, можно было, только удачно выйдя замуж. Будучи одинокой, она трудилась вовсю, но проводила все время в конторе и потому оставалась невидимкой. Выйдя замуж, она проложила себе путь в общество. В замужестве на нее падал свет.
В понедельник утром, после заседания планового комитета, Кэрлис направилась к себе в кабинет. Ее догнал Питер Зальцани. Сказанное им только укрепило ее в мысли, что в замужней Кэрлис видят более деловую и серьезную женщину, чем в Кэрлис одинокой.
– Теперь ты сможешь уделять гораздо больше внимания работе, верно? – спросил Питер. Невысокого роста, жилистый мужчина, он всегда считал себя центром происходящего здесь и сейчас. Он был первым, кто отправился на работу на роликовых коньках, первым, кто стал появляться на собраниях в блейзере, первым, кто надел очки «порше-каррера» с желтым фильтром. Он гордился тем, что в курсе переписки, которую ведут коллеги («А как иначе мне знать, что происходит в конторе?»– вкрадчиво спрашивал он), и еще он любил пересказывать всякие мерзкие истории про клиентов, которым обязан был своим весьма приличным достатком.
– А я всегда уделяла достаточно внимания работе, – сказала Кэрлис. Замечания Тома она более или менее научилась пропускать мимо ушей, но откровенное высокомерие Питера пробуждало в ней настоящую ярость. – И впредь собираюсь работать так же.
– Да я вовсе не хотел вас обидеть, – сказал Питер, изо всех сил стараясь не отставать от нее. Он был ниже Кэрлис, хотя она вовсе не отличалась высоким ростом. Ей показалось, что Питеру на самом деле нравится, когда ему дают отпор. Это позволяет говорить людям приятное. – Я просто подумал, что теперь вам не придется все время уходить. Жизнь у вас будет более оседлая. Вечера и выходные…
Питер все болтал и болтал, пытаясь объясниться, а Кэрлис соображала, какое же дикое представление у него сложилось о ней. В одиночестве она, стало быть, была аутсайдером, дамой без кавалера, то и дело пускавшейся во всяческие мазохистские авантюры либо без разбору менявшей случайных партнеров. Ну а в замужестве можно выходить в свет каждый вечер, а на выходные отправляться в гости. В одиночестве она каждый день брала с собой работу на дом, счастливая оттого, что есть чем заняться. Питер явно считал, что у всех одиноких женщин горит под юбкой, что все они прыгают, как кузнечики, от мужчины к мужчине, с вечеринки на вечеринку, из одного бара в другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159