Джейд больше не была посредине. С горечью она поняла, что Барри с отцом объединились – против нее. Она и ее замужняя жизнь стали жертвами слабости и жадности Барри. То, на что она рассчитывала, то, что должно было поддерживать ее всю жизнь – семья, оказалось ненадежным, как мыльный пузырь. Эдвин Холл придвинул к ней бумаги и ткнул пальцем куда-то вниз.
– Вот, здесь ваша подпись, – отрицать этого она не могла.
– Но это была идея Барри, – повторила Джейд. – Это он настаивал на аборте.
– А доказать это вы можете? Есть у вас какое-нибудь письменное свидетельство?
– Письменное? – горько переспросила она и, посмотрев на адвоката, подумала, что он, скорее всего, верит Хербу и Барри. – Ну, разумеется, есть. Я заставила Барри подписать признание. Разве не все жены так делают?
Она вспомнила обитый кожей стол, бородатого доктора, режущий звук респиратора. Боль от утраты ребенка пробудила другие воспоминания. Она подумала о Барри, который хотел «убить» отца на корте, вспомнила о своей первой квартирке, о тараканах, блошином рынке, эскизах, которые ей удавалось продать, стосорокадолларовую зарплату в «Савенне».
– Когда мы поженились, я зарабатывала шесть тысяч долларов в год, – сказала Джейд. – И когда Барри писал диссертацию, мы жили на мои деньги. Полагаю, что мне причитается, по меньшей мере, двенадцать тысяч.
– Только через суд, – сказал Эдвин Холл. – А это будет вам дорого стоить.
– А точнее? – Хотела бы Джейд знать, на чьей стороне был сам Эдвин.
– Мой аванс составит полторы тысячи.
Джейд посмотрела на него и залилась слезами. У нее не было больше сил бороться.
Немного погодя, успокоившись, она позвонила Эдвину Холлу и сказала, что оставит акции у него в кабинете сегодня же днем. Ей нужна была только свобода. На следующий день, после восьми лет замужества, она уехала из Форт Уэйна. Все ее имущество состояло из одежды и черно-белого телевизора, который она выиграла в лотерею.
На пути в Нью-Йорк у Джейд пошла кровь. Когда самолет приземлился, она уже истекала кровью. Прямо с аэровокзала Джейд доставили в ближайшую больницу, где она и провела первую ночь по возвращении в Нью-Йорк.
Через месяц на деньги, полученные за первую оформительскую работу, она пошла к частному гинекологу, которого порекомендовала ей одна из ее временных соседок-стюардесс. Он подтвердил диагноз доктора Надриеса.
– У вас внутри – сплошная рана. Не знаю, что тому виною – выкидыш или аборт, – но детей вы больше иметь не сможете.
– Никогда? – спросила она, сдерживая слезы.
– Подумайте-ка лучше о карьере, – сказал он. – По нынешним временам – это как раз женское дело.
Глава XII
ВЕСНА 1979-го
МАНХЭТТЕН
Для Кэрлис главным событием в жизни стало замужество, для Джейд – развод. В замужестве Джейд старалась быть такой, какой хотел ее видеть муж. Оставшись одна, она могла выстраивать жизнь по собственному понятию. В замужестве она была одинока и замкнута; теперь она могла делать что угодно и встречаться с кем угодно. В Форт Уэйне никто на нее не обращал внимания; сейчас она вызывала интерес у многих. Живя с мужем, она была домоседкой; теперь ее редко можно было застать дома. Но самое главное – она поняла, что обрела свободу.
Свободу одеваться как душа пожелает. Она сочетала дорогие костюмы с бедными, старые с новыми, скромные с вызывающими. Именно Джейд была первой, кто соединила умопомрачительный желтый жакет с темным костюмом для бега трусцой и оранжевыми ковбойскими ботинками. Именно Джейд пришло в голову подогнать низкодекольтированное платье из золотой парчи к смокингу. Именно она додумалась надеть темный свитер с высоким воротом под шелковую рубаху бирюзового цвета, какие носят художники и поэты, заправить то и другое в брюки военного покроя и стянуть все вместе индейским поясом.
Так же свободно Джейд экспериментировала с косметикой. Она отказалась от тусклой губной помады грушевого цвета и бледных румян, на которых настаивал Барри. Теперь она пользовалась вызывающе яркой помадой и румянами, тенями цвета хаки и угольно-черной тушью для ресниц. Так ее карие, с золотистыми вкраплениями, глаза выглядели еще выразительнее. На смену мягким духам «Диориссимо» пришел крепкий «Фракас», а старомодным очкам в черепаховой оправе – крупные стекла.
Новую квартиру в районе Челси Джейд тоже обставила на свой вкус. Она всегда любила делать все сама, вот и на этот раз обстругала паркет, выкрасила его в белый цвет и оставила почти голым, постелив лишь кое-где сложенные циновки конгконгского производства. На большие окна она повесила японские занавески из рисовой бумаги, на разномастную мебель набросила сатиновые покрывала в белых и желтых полосах и назвала свое жилище данью Объединенным Нациям и образчиком того, как можно дешево обустроить дом. Покупая вещи в «Конране», «Азуме» и «Йенсен-Льюисе». Джейд создала себе солнечное, тихое и действительно недорогое жилище. «Нью-Йорк таймс» даже хотела его сфотографировать, но Джейд воспротивилась.
– Это мой дом, – сказала она корреспонденту, – и я не хочу, чтобы сюда входили посторонние.
А дом, как стало ясно, значил для нее очень много. Он означал безопасность, уют, радость, место, где можно спокойно почитать, встретить друзей; это было убежище, необитаемый остров, укрытие. И дом, как она теперь поняла, вовсе не обязательно должен был быть связан с мужем. Впрочем, это был конец семидесятых, и так считали многие.
Когда-то Джейд полагала, что любовь означает замужество, теперь она решила, что любовь вне брака даже лучше. Она встречалась с мужчинами, которые были ей интересны, спала с тем, кто ей нравился, и говорила «нет» тем, кто не нравился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159