ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Он гордился вольтеровскими креслами, которые одолжил по случаю прихода гостей, и копиями пастелей Буше и небольшими итальянскими пейзажами на стенах, тоже взятыми напрокат, – все это должно было свидетельствовать о его любви к искусству. Одно его беспокоило: во сколько все это обойдется. На обед уйдет недельное жалованье. К тому же у Барнувена был огромный аппетит и ярко выраженные республиканские воззрения. Но Барнувен любит его сына, вот и сейчас он шутливо, как всегда, посмеивается над ним:
– Наш Огюст рисует с таким пылом, будто его за это наградят орденом Почетного легиона.
Папа похвалил красивую ван-дейковскую бородку Барнувена, его отличные серые панталоны, и Мари подумала про себя, что лучше бы Папе помалкивать, – его хорошие манеры были куда хуже его самых плохих. Но Папа гордился своим пышным гостеприимством, даже если в душе он и содрогался при мысли о расходах: аппетит Мендрона не уступал аппетиту Барнувена. Папе даже пришло в голову, не явился ли этот скульптор сюда только в надежде на даровое угощение.
На Мендрона стоило посмотреть. Чем больше ему предлагали, тем больше он ел. Его голод казался неутолимым. И чем больше ел, тем больше говорил, но только не об Огюсте, а о своей работе и о Большой школе.
Мендрон без конца распространялся о тяжелой жизни скульптора, так что у Огюста разболелась голова. Мендрон говорил Лекоку:
– Скульпторы умирают с голоду. Тебе, Гораций, повезло, ты преподаешь. Как бы я хотел тоже учить, а не зависеть от всяких там покровителей, от правительств, которые без конца меняются.
– Удивительное дело, – ответил Лекок. – Я совсем не считаю себя учителем. Меня интересуют мои ученики, те, что талантливы, но я не чувствую себя их наставником. Просто я стараюсь передать им то, что знаю. Для меня это необходимость, но я не верю, что кого-то можно чему-то научить.
– А я не верю в скульптуру, – сказал Мендрон.
– Дорогой мэтр, – вмешался Барнувен, – а во что же вы верите?
Мендрон сказал:
– Справедливый вопрос, – но, вместо того чтобы ответить, обратился к Лекоку: – Гораций, а все-таки ты живешь лучше, потому что ты художник.
– О да, конечно, ведь я Рембрандт, – усмехнулся Лекок.
– Рембрандт слишком свободно высказывал свое мнение. Он был глупцом, – заявил Мендрон.
– Да, конечно, – ответил Лекок. – Все художники глупцы.
Воцарилось молчание. И тогда Огюст, у которого голова разламывалась от боли и который был теперь уверен, что Лекок и Мендрон пришли сюда, только чтобы посмеяться над ним, выпалил:
– Значит, я сумасшедший, раз хочу стать скульптором? Неужели это такая безумная идея?
– Даже если ты вложишь в камень всю жизнь и всего себя, неизвестно, добьешься ли ты чего, – ответил Лекок.
Мендрон подхватил:
– Ваяние – это самый дорогой способ зарабатывать себе на хлеб. Небо или там стог сена не могут служить вам моделью, как, к примеру, Милле. Нужны люди, а им надо платить. Ни в одном виде искусства не вкладываешь так много, а получаешь так мало.
– Вы женаты, мэтр Мендрон? – спросила Мама.
– У меня есть мать. – Впервые голос его смягчился.
Лекок сказал:
– Она совсем старенькая. И очень добрая.
– И терпеливая, – добавил Мендрон. – В теплые дни она сидит в нашем саду, полном «надежд», так я называю скульптуры, которым я отдал годы и которые так и не сумел продать. На одну глину, гипс и мрамор ушли тысячи франков, и этих денег мне никогда не вернуть. Но уж лучше ей сидеть в саду, чем в моей мастерской среди глины, гипса, отливок и инструментов. Эта моя мастерская, что кладбище. Я ведь только прикидываюсь скульптором, так же как делаю вид, что не вылезать из долгов – достоинство. Нет ничего достойного в том, чтобы быть скульптором.
Огюст онемел. Папа, наверное, думает: ну, что я тебе говорил? Значит, они считают, что у него совсем нет способностей?
Барнувен сказал:
– Мэтр, ведь вы один из наших самых уважаемых скульпторов.
– Как Карпо Карпо, Жан-Батист (1827–1875)-французский скульптор и живописец. Автор монументально-декоративных скульптур и портретов. Поскольку описываемые события относятся к 1860 году (год окончания портрета отца Родена), автор допускает неточность, ибо в то время Карпо был только начинаю* щим скульптором. Впоследствии Роден испытал значительное влияние этого крупного мастера.
и Бари, и им тоже приходится преподавать ради хлеба насущного, – ответил Мендрон.
– Значит, я сумасшедший, – сказал Огюст. – Но это я умею делать лучше всего другого.
Мендрон снисходительно улыбнулся.
– Это мне дороже всего! – воскликнул Огюст. – Дороже всего на свете!
– Вовсе не все мужчины женятся на девушках, в которых влюбляются, – сказал Мендрон.
Огюст выглядел совсем отчаявшимся, и тогда заговорил Лекок:
– Если вы хотите спокойной жизни, то будьте служакой, чиновником в царстве прямых линий. Но если вы хотите служить искусству, то мало одного юношеского энтузиазма, одного вдохновения, это вам не первая детская любовь. Вы готовы служить ему потому, что иначе не можете. Никто не становится художником потому, что это проще всего, а потому что иного пути для вас нет.
– Верно, – вздохнул Мендрон. Он поднялся с места. – Где же бюст?
Огюст снял влажную тряпку. Вылитый Папа! Он увидел подтверждение этому в глазах Мари, и тетя Тереза улыбалась, заранее торжествуя победу.
Мендрон и Лекок никак не выражали своих чувств. «Они созерцают, и только», – подумал Огюст.
Мендрон спросил:
– Это ваш отец?
– Да.
– Вы не вылепили бакенбардов.
– Они сюда не подходят.
– Куда-сюда? – Голос Мендрона был таким же холодным, как и его лицо.
– К античности, – сказал Огюст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215
– Наш Огюст рисует с таким пылом, будто его за это наградят орденом Почетного легиона.
Папа похвалил красивую ван-дейковскую бородку Барнувена, его отличные серые панталоны, и Мари подумала про себя, что лучше бы Папе помалкивать, – его хорошие манеры были куда хуже его самых плохих. Но Папа гордился своим пышным гостеприимством, даже если в душе он и содрогался при мысли о расходах: аппетит Мендрона не уступал аппетиту Барнувена. Папе даже пришло в голову, не явился ли этот скульптор сюда только в надежде на даровое угощение.
На Мендрона стоило посмотреть. Чем больше ему предлагали, тем больше он ел. Его голод казался неутолимым. И чем больше ел, тем больше говорил, но только не об Огюсте, а о своей работе и о Большой школе.
Мендрон без конца распространялся о тяжелой жизни скульптора, так что у Огюста разболелась голова. Мендрон говорил Лекоку:
– Скульпторы умирают с голоду. Тебе, Гораций, повезло, ты преподаешь. Как бы я хотел тоже учить, а не зависеть от всяких там покровителей, от правительств, которые без конца меняются.
– Удивительное дело, – ответил Лекок. – Я совсем не считаю себя учителем. Меня интересуют мои ученики, те, что талантливы, но я не чувствую себя их наставником. Просто я стараюсь передать им то, что знаю. Для меня это необходимость, но я не верю, что кого-то можно чему-то научить.
– А я не верю в скульптуру, – сказал Мендрон.
– Дорогой мэтр, – вмешался Барнувен, – а во что же вы верите?
Мендрон сказал:
– Справедливый вопрос, – но, вместо того чтобы ответить, обратился к Лекоку: – Гораций, а все-таки ты живешь лучше, потому что ты художник.
– О да, конечно, ведь я Рембрандт, – усмехнулся Лекок.
– Рембрандт слишком свободно высказывал свое мнение. Он был глупцом, – заявил Мендрон.
– Да, конечно, – ответил Лекок. – Все художники глупцы.
Воцарилось молчание. И тогда Огюст, у которого голова разламывалась от боли и который был теперь уверен, что Лекок и Мендрон пришли сюда, только чтобы посмеяться над ним, выпалил:
– Значит, я сумасшедший, раз хочу стать скульптором? Неужели это такая безумная идея?
– Даже если ты вложишь в камень всю жизнь и всего себя, неизвестно, добьешься ли ты чего, – ответил Лекок.
Мендрон подхватил:
– Ваяние – это самый дорогой способ зарабатывать себе на хлеб. Небо или там стог сена не могут служить вам моделью, как, к примеру, Милле. Нужны люди, а им надо платить. Ни в одном виде искусства не вкладываешь так много, а получаешь так мало.
– Вы женаты, мэтр Мендрон? – спросила Мама.
– У меня есть мать. – Впервые голос его смягчился.
Лекок сказал:
– Она совсем старенькая. И очень добрая.
– И терпеливая, – добавил Мендрон. – В теплые дни она сидит в нашем саду, полном «надежд», так я называю скульптуры, которым я отдал годы и которые так и не сумел продать. На одну глину, гипс и мрамор ушли тысячи франков, и этих денег мне никогда не вернуть. Но уж лучше ей сидеть в саду, чем в моей мастерской среди глины, гипса, отливок и инструментов. Эта моя мастерская, что кладбище. Я ведь только прикидываюсь скульптором, так же как делаю вид, что не вылезать из долгов – достоинство. Нет ничего достойного в том, чтобы быть скульптором.
Огюст онемел. Папа, наверное, думает: ну, что я тебе говорил? Значит, они считают, что у него совсем нет способностей?
Барнувен сказал:
– Мэтр, ведь вы один из наших самых уважаемых скульпторов.
– Как Карпо Карпо, Жан-Батист (1827–1875)-французский скульптор и живописец. Автор монументально-декоративных скульптур и портретов. Поскольку описываемые события относятся к 1860 году (год окончания портрета отца Родена), автор допускает неточность, ибо в то время Карпо был только начинаю* щим скульптором. Впоследствии Роден испытал значительное влияние этого крупного мастера.
и Бари, и им тоже приходится преподавать ради хлеба насущного, – ответил Мендрон.
– Значит, я сумасшедший, – сказал Огюст. – Но это я умею делать лучше всего другого.
Мендрон снисходительно улыбнулся.
– Это мне дороже всего! – воскликнул Огюст. – Дороже всего на свете!
– Вовсе не все мужчины женятся на девушках, в которых влюбляются, – сказал Мендрон.
Огюст выглядел совсем отчаявшимся, и тогда заговорил Лекок:
– Если вы хотите спокойной жизни, то будьте служакой, чиновником в царстве прямых линий. Но если вы хотите служить искусству, то мало одного юношеского энтузиазма, одного вдохновения, это вам не первая детская любовь. Вы готовы служить ему потому, что иначе не можете. Никто не становится художником потому, что это проще всего, а потому что иного пути для вас нет.
– Верно, – вздохнул Мендрон. Он поднялся с места. – Где же бюст?
Огюст снял влажную тряпку. Вылитый Папа! Он увидел подтверждение этому в глазах Мари, и тетя Тереза улыбалась, заранее торжествуя победу.
Мендрон и Лекок никак не выражали своих чувств. «Они созерцают, и только», – подумал Огюст.
Мендрон спросил:
– Это ваш отец?
– Да.
– Вы не вылепили бакенбардов.
– Они сюда не подходят.
– Куда-сюда? – Голос Мендрона был таким же холодным, как и его лицо.
– К античности, – сказал Огюст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215