Знакомая проблема: ведь я и сам нахожусь на той же стороне, мое происхождение - "материнское", мой источник и опора - природа.
Короче, мне хотелось бы поблагодарить Вас за истинное наслаждение, которое мне доставила Ваша книга.
Приписка
Случайно на днях я вновь отыскал статью, которую написал очень давно с целью растолковать моей жене некоторые идеи и термины, присущие моему мышлению. В этой статье Вас, возможно, заинтересовала бы та часть, что написана в две колонки, - противопоставление понятий "разумный" и "благочестивый" (как аналогия к "Гёте - Шиллер").
Молодому человеку из Германии
Написанное мне необычное письмо исходит, судя по всему, от человека незаурядного. Он совсем еще молод, думаю, ему от силы лет девятнадцать, но уже давно одержим стремлением служить своему отечеству и способствовать его возрождению на поприще солдата или офицера. Кажется, он сын помещика, в школьном классе был признанным лидером, со страстью читал Клаузевица *. Теперь он признается мне, что в этих своих устремлениях пренебрегал внутренним миром и культурой, что он ожесточился и что окружающие его люди хотя и боялись его, но никогда не любили. В моих книгах, которые он поначалу совершенно отвергал, он открыл для себя некий мир или, как он полагает, столкнулся с неким сформулированным "учением", которое заставило его заколебаться в прежних взглядах. Он просит у меня более обстоятельных разъяснений и совета.
8 апреля 1932
В моих книгах Вы обнаружили образ мыслей, предвосхитивший Ваши раздумья, и потому считаете меня учителем. Однако этот образ мыслей присущ всем людям, которые служат духу, и, само собой разумеется, прямо противоположен образу мыслей политиков, генералов и "вождей". Он удивительно точно (насколько это вообще возможно) сформулирован в евангелиях, в изречениях древнекитайских философов, прежде всего Конфуция, Лао-цзы и в притчах Чжуан-цзы *, а также в некоторых индийских дидактических поэмах, как, например, в "Бхагавадгите". Скрытно этот образ мыслей проходит через всю литературу всех народов.
Однако Вы напрасно бы стали искать вождя подобного учения, ибо ни один из нас не обладает достаточным честолюбием или хотя бы просто возможностью быть "вождем". Мы не очень-то ценим вождей, но превыше всего ценим служение. Более прочих добродетелей мы почитаем благоговение, но испытываем его не к отдельным людям.
Я вполне осознаю противоположность между миром, намек на который Вы обнаружите в моих книгах, и тем куда более простым, ясным и, по-видимому, мужественным миром, из которого пришли Вы сами, где существуют четкие предписания относительно того, что есть добро и зло, где все однозначно и сохраняет еще отблеск героического. Клаузевиц и Шарнхорст * не приводят Вас к конфликтам, но указывают Вам четко обозначенный долг и в качестве награды за его исполнение сулят вполне реальные вещи: выигранные битвы, поверженных врагов, генеральские эполеты, грядущие памятники.
Хотя наше анонимное братство тоже знает немало примеров героизма и ставит его очень высоко, но оно ценит лишь тех, кто сам умирает за свою веру, а не заставляет умирать за нее других. То, что Иисус именует "царствием божиим", а китайцы называют "дао", - это вовсе не отечество, которому нужно служить за счет других отечеств; это предчувствие целостности мира, со всеми его противоречиями, предчувствие скрытого единства жизни как таковой. Это предчувствие, или идея, выражено во многих книгах, где ему воздается должное, и у него много имен, одно из которых - "бог".
Идеалы, которым Вы служили до сих пор и к которым, возможно, еще вернетесь, благородны и высоки и имеют еще то важное преимущество, что они осуществимы. Солдат, который по приказу покидает укрытие и бросается в огонь, или генерал, который жертвует последним солдатом и выигрывает битву, - оба они в действительности осуществили свои идеалы.
В мире Демианов и Степных волков осуществимых идеалов дет. Каждый идеал там - не приказ, а всего лишь попытка бескорыстно служить святости жизни в формах, которые мы с самого начала признаем несовершенными и нуждающимися в вечном обновлении.
Путь Демиана не так светел и ясен, как тот, которым Вы шли до сих пор. Он требует не только самоотверженности, но и упорства, недоверчивости, самоанализа, он не защищает от сомнений, он даже сам их ищет. Это путь не для тех, кому еще можно помочь ясными, определенными и стабильными идеалами и приказами. Это путь для отчаявшихся, то есть для тех, кто потерял надежду сформулировать понятие святости, кто уже не верит в однозначность идеалов и долга, кому скудость жизни и совести сжигает сердце.
Быть может, Ваше состояние и есть первая ступень к такому отчаянию. Тогда Вам предстоит еще много страданий, много вынужденных отречений от того, что прежде было предметом Вашей гордости, но также и много жизни, много перемен и открытий.
Если это так, возьмите с собой в путь из "Демиана" и других моих сочинений те идеи, которые сделались для Вас важными. Скоро я уже не буду Вам нужен, Вы откроете для себя новые источники. Хорошие учителя на этом пути и Гёте, и Новалис, и еще француз Андре Жид * - им несть числа.
Но, быть может, Вам удастся, несмотря на теперешнее искушение, остаться верным Вашему прежнему пути - простоте строгой и героической, но лишенной проблем жизни. Перед теми, кто готов приносить жертвы ради такого идеала, я испытываю величайшее почтение, хотя самого их идеала не разделяю. Каждый, кто идет в жизни собственным путем, - герой. Каждый, кто действительно так поступает и осуществляет то, на что способен, - герой, даже если он делает при этом нечто глупое и реакционное;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169