Руби его!», матерно поносила и избивала, однако нелегко было поднять оружие на самодержца.Дмитрий Иванович упорно говорил, что он венчанный царь, законный наследник трона, убийцы колебались, Шуйский закричал уже в отчаянии, что если самозванца сейчас не удавить, он всех казнит: «Горе нам, горе женам и детям нашим, если бестия выползет из пропасти!» Тогда мелкий дворянчик Григорий Валуев со словами: «Нечего давать оправдываться еретикам, вот я благословлю этого польского свистуна!» – издали выстрелил в Дмитрия; толпа набросилась с ножами и саблями на упавшего.Тело привязали за ноги и поволокли по Кремлю с воплями, что это самозванец, обличенный Марфой и Нагими и самолично сознавшийся в обмане! Василий Шуйский без устали скакал вокруг, крича успевшим набиться в Кремль москвичам, чтоб они потешились над вором, польским скоморохом. Рядом толпа бросала камнями и грязью в труп Петра Басманова. Обоих волокли, чтобы бросить на всенародное позорище на Лобном месте.Глядя с высоты патриарших палат на безумство толпы, Игнатий с грустью думал, сколь быстро на Руси павший владыка превращается в забаву черни. Чудов монастырь был окружен и к патриаршей келье приставлена стража; занят заговорщиками был и Вознесенский девичий монастырь, к окнам которого подтащили растерзанные тела самозванца и Басманова. «Твой ли это сын?» – глумливо кричала чернь царице Марфе, приведенной к окну. «Вы бы спрашивали, когда он был еще жив, теперь он, конечно, не мой!» – отвечала старица, потрясенная переворотом и резней.Игнатий, когда узнал об этих словах, не мог не подивиться рассудительности царицы, на глазах которой резали мальчиков-пажей, певчих, музыкантов, иноземных слуг, попавших в руки разъяренной толпы. Слова ее запомнились и, хотя сама Марфа была надежно упрятана от людей, еще послужили для мести Шуйскому и его приспешникам. Они служили подтверждением, что Дмитрий Иванович жив, а убит был не сын царицы Марфы и Ивана Грозного!К этому часу в Москве уже покончили с иноземцами, жившими на маленьких дворах по 8, 10 или 12 человек. Все были ограблены и раздеты донага, почти все зверски убиты: не только шляхта и жолнеры, но и священники римского и протестантского исповедания, студенты, купцы и ювелиры из Аугсбурга, врачи и инженеры. Напрасно иноземцы прятались на чердаках и в погребах, зарывались в солому или в навоз – их вытаскивали, пытали, вымогая деньги, и резали или забивали насмерть. Женщины и девицы были изнасилованы, и спасли жизни лишь те, кого насильники обратили в рабство.Пытавшиеся вырваться из города погибли самой страшной смертью; лишь нескольким удалось ускакать в Немецкую слободу, где они были убиты бандой немцев, осужденных своими соотечественниками. От полутора до двух тысяч иноземцев погибло в несколько часов.Неподалеку от Крестовой палаты толпа разметала охрану, приставленную ко двору Юрия Мнишека, но старый воевода успел собрать вокруг себя рыцарей и отстоял двор, истребив множество москвитян. Опасаясь обмана, воевода не подпускал парламентеров от бояр и тогда, когда осаждающие подтащили пушки. Устрашась пожара в Кремле, бояре оградили двор Мнишека от разъяренной толпы и даже устроили свидание с дочерью.Польские послы встретили нападавших готовыми к обороне. Дымящиеся фитили мушкетов расставленных вдоль ограды гайдуков заставили москвичей вспомнить о дипломатической неприкосновенности. Не пропустив присланного от бояр-заговорщиков дворянина на двор, послы предупредили, что не будут удерживать охрану и сами вмешаются, если на их глазах станут убивать подданных короля.Они заявили, что подожгут двор и окрестные дома, сядут на коней и будут биться до последнего человека, а всего это 700 опытных воинов. Это предупреждение спасло сына Юрия Мнишека, выдержавшего нападение в доме напротив Посольского двора. Бояре поспешили поставить на этой улице охрану в 500 стрельцов, но к тому времени улицы со стороны Литейного двора были уже завалены трупами нападавших, расстрелянных в упор польскими дворянами.Еще более жестокая битва развернулась вокруг двора, где засели остатки польских наемников Дмитрия, проклявших свою жадность, помешавшую своевременно покинуть Москву. Ветераны держались так крепко, что ни один московит не смог прорваться за частокол. Когда началась пушечная пальба, шляхта организованно покинула дом и стала в конном строю пробиваться из города, оставляя за собой кучи порубанных трупов. По договору с боярами они были выпущены из Москвы и получили разрешение отбыть в Польшу, утратив все имущество, кроме оружия.Когда почти всюду бои затихли, самые рьяные убийцы и грабители скопились вокруг двора Адама Александровича Вишневецкого на площади у речки Неглинной. Князь с немногими своими людьми не мог отстоять двор от несметной толпы, стрелявшей и рубившей все в куски. Нападавшие снесли тын, разграбили конюшни, кухни, нижние покои дома. Однако потомок славного рода не терял присутствия духа и делал все, чтобы оставить по себе долгую память.Засев в верхних покоях, Вишневецкий положил столько московитов, что самые свирепые боялись высунуть нос из-за укрытий. Тогда поляки стали бросать в окна золото и дорогие платья и расстреливать толпы, дравшиеся из-за добычи, словно зверей или птиц. Когда и это не помогало, осажденные трижды показывали намерение сдаться и открывали двери терема, выходящие на внешнюю лестницу. Толпа бросалась по лестнице, чтобы начать грабеж, набивалась в сени и гибла под выстрелами предусмотрительно заряженных сорока или пятидесяти пищалей; московиты падали и летели вниз по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119