В этом маленьком пространстве слишком много предметов. Полотенца и одеяла, кастрюли на картонных полках. Книги. Маленький телевизор.— Там внутри? — Ямадзаки указывает на то, что, по его предположению, является еще одной дверью и напоминает ход в кроличью нору, скрытый от посторонних глаз засаленным квадратом желтого, дынного оттенка одеяла на пенной основе, вроде тех, что попадаются в капсюль-отелях.Но кончик кисти опускается, касаясь поделки, и старик целиком сосредоточивается на работе, так что Ямадзаки остается только ползти на четвереньках через крохотное до нелепости помещение и отдернуть в сторону край одеяла.— Лэйни-сан?Что-то похожее на смятый спальник. Запах болезни.— Ну? — хрип. — Давай сюда.Сделав глубокий вдох, Ямадзаки заползает внутрь, толкая впереди себя ноутбук. Когда дынно-желтое одеяло падает, снова закрывая вход, яркий свет просачивается сквозь синтетику ткани и тонкую пенную основу, как тропическое солнце, проникающее в глубину кораллового грота.— Лэйни?Американец стонет. Кажется, пытается повернуться или сесть. Ямадзаки не разглядеть. Глаза Лэйни чем-то прикрыты. Мигает красный огонек диода. Кабели. Слабый отблеск интерфейса, отраженный на тонкой проводке вдоль скользкой от пота скулы Лэйни.— Вот теперь я увяз, — говорит Лэйни и кашляет.— Увязли в чем?— За тобой не следили, случайно?— Не думаю.— Я бы почуял, если бы следили.Ямадзаки чувствует, как пот внезапно начинает струиться из обеих подмышек, стекая ручьями по ребрам. Он заставляет себя сделать вдох. Воздух здесь тяжелый, гнилой. На ум приходят семнадцать известных науке штаммов устойчивых к лекарствам палочек туберкулеза.Лэйни хрипло вздыхает.— Но ищут-то они не меня, так?— Нет, — говорит Ямадзаки, — ищут ее.— Им ее не найти, — говорит Лэйни. — Не здесь. И нигде. Не сейчас.— Почему вы сбежали, Лэйни?— Долбаный синдром, — отвечает Лэйни и снова кашляет, а Ямадзаки чувствует ровное, на низких частотах содрогание включившейся магнитной подвески, где-то в самом нутре станции, не механическую вибрацию, а мощные толчки отработанного воздуха, рвущегося через клапаны. — В конце концов, он меня доконал. Этот долбаный 5-SB. Сталкер-эффект.До Ямадзаки доносится топот ног, пробегающих где-то рядом, рукой подать, прямо за картонной стеной.— Так вы из-за этого кашляете? — Ямадзаки моргает, от чего его новые контактные линзы начинают неприятно елозить.— Нет, — отвечает Лэйни и кашляет, прикрывая рот худой рукой. — Какой-то долбаный вирус. Здесь он у всех поголовно.— Я переживал, когда вы исчезли. Вас стали искать, но когда пропала она…— Дерьмо угодило прямиком в вентилятор.— Дерьмо?Лэйни тянется и снимает громоздкий старомодный шлем виртуальной реальности. Ямадзаки не удается разобрать, каким образом в него подается информация, в неровном свете дисплея становятся видны запавшие глаза Лэйни.— Все скоро изменится, Ямадзаки. Мы подбираемся к материнской плате всех узловых точек. Теперь-то я это вижу. Все скоро изменится.— Не понимаю.— Знаешь, в чем фишка? Ничего не изменилось, когда все думали, что изменится. Миллениум был всего-навсего христианским праздником. Я изучаю историю, Ямадзаки. Я вижу ее узловые точки. Последний раз у нас такое было в тысяча девятьсот одиннадцатом.— А что случилось в тысяча девятьсот одиннадцатом?— Все изменилось.— Как?— Раз — и все. Так уж эта штука действует. Теперь-то я понимаю.— Лэйни, — произносит Ямадзаки, — когда вы мне рассказывали о сталкер-эффекте, вы упомянули, что жертвы, то есть тестируемые, становятся одержимы одной отдельной личностью из мира медиа.— Да.— А вы одержимы ею?Лэйни смотрит на него в упор, глаза вспыхивают от прихлынувшего потока данных.— Нет. Она ни при чем. Некто по имени Харвуд. Коди Харвуд. Впрочем, они еще встретятся. В Сан-Франциско. И еще один человек. Оставляет что-то вроде негативного следа; делая любой вывод, исходи из посылки, что его как бы нет.— Почему вы вызвали меня сюда, Лэйни? Это жуткая дыра. Хотите, я помогу вам выбраться? — Ямадзаки вспоминает о швейцарском армейском ноже, лежащем в кармане. Одно из лезвий зазубрено; с его помощью он мог бы легко сделать прорезь в этой стене. Но энергетика места сильна, очень сильна, она подавляет его. Он чувствует себя бесконечно далеко от Синдзюку, от Токио, от всего. Он слышит запах пота Лэйни. — Вам нездоровится.— Райделл, — говорит Лэйни, натягивая шлем, — тот рентакоп из Шато. Тот самый, ты его знаешь. Собственно, он и навел меня на тебя тогда, в старом добром Эл-Эй.— И что?— Мне нужен надежный парень на месте, в Сан-Франциско. Я сумел перевести туда кое-какие деньжата. Не думаю, что их перехватят. Я запутал к чертям весь банковский сектор «Дейтамерики». Найди Райделла и скажи, что это его гонорар.— За какую работу?Лэйни трясет головой. Кабели шлема сплетаются в темноте, как змеи.— Он должен быть там, вот и все. Что-то наступает. Все меняется.— Лэйни, вам плохо. Давайте, я отвезу вас…— Обратно на остров? Там же ничего нет. И никогда не будет, раз теперь ее нет.И Ямадзаки знает, что это правда.— Где Рез? — спрашивает Лэйни.— Отправился в поездку по Штатам Комбината, когда решил, что она ушла.Лэйни задумчиво кивает, шлем подпрыгивает во тьме, как кузнечик.— Найди Райделла, Ямадзаки. Я скажу тебе, где он сможет взять деньги.— Зачем это все?— А затем, что он часть целого. Часть узла.
Спустя время Ямадзаки стоит, пристально глядя на башни Синдзюку, на стены бегущего света, летящие в небо в бесконечном ритуале коммерции и сластолюбия.Огромные лица заполняют экраны, знаки красоты, одновременно ужасной и банальной.Где-то внизу, под его ногами, Лэйни ежится и заходится кашлем в своем картонном убежище, вся «Дейтамерика» непрерывно течет в его глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14