Я ведь так ее люблю. И мне так с ней тяжело. Почему?
С тихим звоном соскользнул с колен оллаир. Их вдруг потянуло друг к другу в этих серых ласковых сумерках. Они даже не целовались по-настоящему, нет, они просто вслепую искали друг друга губами, оба готовые расплакаться в приступе щемящей нежности и жалости. Аргаред в смятении притих за колонной…
И тут в одной из многочисленных дверей бесшумно возникла Беатрикс. Темное золото искрилось на ней, словно напитавшись огнем душной залы. Она остановилась, привстала на цыпочки, близоруко сощурилась, вглядываясь в серебристые потемки, – запыхавшаяся, ослепленная рыжим коптящим пламенем бальных светилен. Разглядела.
Глаза ее расширились. Нарумяненное лицо застыло. Потом зловещая кривая улыбка возникла на ее намазанных кармином губах.
Лээлин и Мэарик, словно почуяв недоброе, одновременно обернулись и вскрикнули.
А она стояла и смотрела на них – молча. И похолодевший Аргаред даже на расстоянии ощутил, какой лютой ненавистью переполнен ее взгляд. Потом она развернулась, пo-рыбьи тускло блеснув парчой, и удалилась. Скрипнули где-то в отдалении половицы. Вот тут и причудилось Аргареду, как в незнаемой сумеречной дали, куда с земли нет дороги, приотворились черные бревенчатые ворота и выскользнула оттуда быстрая туманная тень – Горе.
В тот день королева Беатрикс умчалась прямо в Азор и больше не появлялась в столице. Теперь она ехала туда впервые после того злосчастного бала, последствия которого были столь тягостны.

***

Когда снег уже начал предвечерне синеть, въехали в город. Полозья зашуршали по улочке, зажатой меж чернеющих домов. Впрочем, за мутными пузырями двух окон ничего не было видно. Аргаред и Беатрикс с начала пути не сказали друг другу ни слова. Она боялась, что ее может выдать фальшь в голосе, ему говорить было не о чем – в душе его плескалась тревога за короля, своего бывшего воспитанника и несостоявшегося зятя. Лээлин была нареченной короля с младенчества. Но он привез из чужой земли эту вот, заносчивую, балованную, скрытную, с недобрым жаром в глазах. А за плечами у нее – Горе. Нет-нет да и оглянется она на него.
Приехали. Над головами в сизом небе лепилось углами несуразное строение. Топорщились над обомшелыми карнизами деревца.
Улочку запрудили сани. Фыркали, обдавая теплом, лошади. Позвякивала сбруя. Переговаривалась челядь.
Аргаред открыл перед королевой низкую забухшую дверь. Запахло дурной пищей, какой-то гнилью, волглой холстиной. В мрачных сенях в свете косых сальных свечей тускло поблескивало шитье на одеяниях магнатов.
Ряды угрюмых глаз обратились на вошедшую королеву. Она смутно различила в углу потерянное лицо своего любовника, Эккегарда Варграна, поспешила отвести глаза, чтоб не смущать его и не смущаться самой.
Тут были все. Шептались, ежились, стараясь не коснуться обросших пылью стен. Скрипел под ногами щелястый, ничем не покрытый пол. Во всем этом шепчущемся столпотворении была какая-то тоскливая растерянность.
– Где он? – спросила Беатрикс шепотом, поддавшись общему настроению. Ей указали на прилепившуюся к стене почти отвесную лестничку. Подняв юбки выше приличного, она ступила на первую ступеньку, и лестница отозвалась глубоким стонущим треском.
Она поднялась по этой лестнице на второй этаж. Длинная тень поволоклась за ней по извилистому коридору. Из-за растрескавшихся низких колонн немо глядели ей вслед оробевшие хозяева. Дверь в спальню не притворили. Внутри было зелено от множества охранительных свечей. Только узкий проход вел к кровати. Прижав локти к бокам, стиснув ладони на животе, напряженно поводя голыми плечами – Хена не нашла другого платья, – Беатрикс приближалась сквозь мутный воздух и волны зеленого свечения к приподнятому на подушках королю. У изножья кто-то склонился в отчаянии… Лээлин! Беатрикс крепче стиснула локтями бока. Сурово сведя брови, выждала, пока ее заметят, а потом, отразившись в помертвевших зеленоватых глазах Лээлин, твердо вошла в неверный круг мерцания свечей возле изголовья, слегка задев девушку пушистым рукавом.
Краем уха Беатрикс уловила шепот и шум какой-то возни – Лээлин безмолвно сопротивлялась попыткам себя уговорить, и увести, она боролась за право остаться со своим королем. Беатрикс повернулась, уводя лицо в тень, и молча смотрела, как уводят Лээлин. Дверь за девушкой закрылась. Теперь перед ней одной умирал белолицый остроносый мальчик. А она… Живая, с голыми, как и в день их первой встречи, плечами, рослая и тонкая, сочный рот тесно сжат, шея стройна, а изгиб век так томно тяжел – вот она! Она смотрела на короля и чувствовала себя тенью среди теней, среди безликих полчищ, населяющих этот грешный мир… И что же надо сделать, чтобы из тени стать плотью?
Она очнулась на краю постели умирающего короля, которого покорила, разлюбила и убила, до сих пор ясно не понимая за что. Может быть, за то, чтобы в этом мире теней обрести собственное лицо…
Распахнутые глаза короля были уже слепы.
Она говорила какие-то покаянные и ласковые слова, чувствовала пожатие его пальцев, угасающе слабое, и не заметила, как истаяло дыхание, как остыли руки, и, только увидев неживой серый отлив его лица, услышала внутри себя: «Он мертв».
Вошли Аргаред, Варгран, Крон, кто-то еще. Чужая королева, уткнувшись лбом в край перины, хрипло рыдала, бормоча невнятицу. Иногда она поднимала голову, и окружающим было видно, что ни одна слеза не блестит на ее щеках. И все опускали взоры перед злым и одновременно жалобным оскалом ее рта, перед черным заломом бровей, перед неистовством горя, такого, что выжгло слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163