Но показания прибора оказывались не всегда точными из-за большой магнитной аномалии в районе боевых действий. Поэтому-то мастерство штурмана и решало успех бомбометания.
21 декабря начальник штаба подполковник Стороженко поставил экипажам очередную задачу:
– Вы должны определить дислокацию войск противника в районе Алмазная – Голубовка и нанести на карту скопление эшелонов. Затем отбомбитесь по аэродрому, что у станции Марьевка, и по возможности засечете зенитные батареи врага.
Летчики сделали необходимые пометки на полетных картах.
Экипаж Николая Дивиченко тщательно готовился к предстоящему полету. Штурман Журавлев сделал нужные расчеты, выверил курс и доложил результаты командиру.
– Как погода? – спросил Дивиченко синоптика.
– К сожалению, хвастать нечем, – с досадой ответил тот. – Нижняя кромка облаков тянется на высоте 100–150 метров, а видимость по горизонту не превышает двух километров. И за линией фронта не могу обещать улучшения. Может быть, перенести вылет?
– Спасибо! – улыбнулся Дивиченко. – Нас именно такая погода устраивает.
Командир экипажа был прав, он по опыту знал, что немецкие истребители крайне неохотно лезут в облака за нашими бомбардировщиками.
Линию фронта пересекли на бреющем. Заградительный огонь вражеских зениток оказался слишком запоздалым.
Журавлев склонился над планшетом, определяя скорость и направление ветра для более точного выхода на вражеский аэродром.
В морозном воздухе ровно и пронзительно звенят моторы. Все шло по плану. И вдруг погода стала улучшаться. Спустя несколько минут бомбардировщик уже находился в безоблачном небе.
Штурман услышал в наушниках голос Дивиченко:
– Придется лезть вверх.
Журавлев знал, что выше пяти тысяч метров забираться без кислородных масок рискованно.


Владимир Журавлев после окончания Оренбургского училища штурманов

К аэродрому вышли точно по расчетному времени. Журавлев отчетливо увидел на белой равнине темную наезженную полосу, а по сторонам рассыпались черные колючие крестики самолетов. Не успели сбросить и половины бомбового груза, как воздушный стрелок Николай Ежов доложил командиру, что заметил вдали самолеты.
– Идем на станцию! – объявил Дивиченко.
«Эх, вот когда нам позарез нужны облака», – подумал штурман. Но облака безнадежно маячили далеко на горизонте. С земли уже засекли советский самолет, вокруг него начали рваться зенитные снаряды. Дивиченко умело выполнил противозенитный маневр, несколько сменил курс, а Журавлев внес поправки в прицел. Зенитки неистовствуют, воздух стал похож на рваное лоскутное одеяло из пестрых разрывов.
Стрелок-радист Иван Мысиков докладывает:
– Вижу трех «мессеров», но они пока сторонятся нас, видимо, дрейфят попасть под свои зенитки.
Рукоятками прицела штурман держит эшелоны в перекрестии и ждет мгновения, когда черный индекс угла визирования сольется с индикатором угла прицеливания. От близких разрывов самолет то и дело подбрасывает, он как бы в огненном мешке. Но, невзирая на это, Дивиченко старается выдержать боевой курс. Именно в эти секунды гитлеровцы пытаются сбить бомбардировщик или заставить летчика изменить режим полета и тем самым нарушить расчеты штурмана.
Журавлев уловил момент и жмет на боевую кнопку. Сброс! Штурман дублирует аварийной ручкой механического сброса, и тут же Дивиченко начинает противозенитный маневр. Самолет держит курс на облака. Там, в облаках, их защита и спасение. Журавлев, прильнув лицом к стеклу, смотрит на эшелоны, ожидая разрывов бомб. Вот они! Четыре багрово-серых веера фугасных стокилограммовой: один за другим вспыхивают между составов. Журавлев не отрывает взгляда: первая бомба упала с недолетом между жилым домом и элеваторам, остальные рвут на части железнодорожные вагоны. Судя по всполохам огня, в составах детонируют боеприпасы. От возникших пожаров навстречу солнцу тянутся ядовитые хвосты черного дыма. Дивиченко разворачивает самолет домой.
Вдруг почувствовался резкий удар. Самолет бросило в сторону и вниз. Однако, потеряв немного высоту, машина снова выходит в горизонтальный полет. Зенитки смолкли, появились немецкие истребители. Отбиваясь от наседавших трех «мессершмиттов», стрелки открывают огонь из крупнокалиберных пулеметов.
Журавлев прикидывает, когда наконец они смогут достигнуть спасительного облака? Еще далеко. И как медленно тянется время!
– Хлопцы! – тревожные нотки звучат в голосе командира. – Заклинило руль высоты…
Экипаж надеется, что командир сумеет удержать самолет. О прыжке с парашютом никто не помышляет: внизу враги. А «мессершмитты» продолжают атаковать.
– Сколько до наших? – спрашивает Дивиченко.
– Семь с половиной минут, – отвечает штурман.
– Попробуем дотянуть, – тихо, словно сам себе, говорит командир.
В наушниках слышится хриплый, изменившийся голос Мысикова:
– Я ранен, веду огонь…
– Держись, друже… Еще немного.
Журавлев в отчаянном положении: сидит в носовой кабине и бессилен помочь товарищам. Он лихорадочно следит за приближающимися облаками и поминутно докладывает командиру о расстоянии до линии фронта.
В этот момент один из «мессершмиттов» напоролся на свинцовую струю пулемета Ежова. Члены экипажа ликуют, глядя на дымный след вспыхнувшего истребителя. Но два других гитлеровца еще с большим ожесточением продолжают поливать огнем бомбардировщик.
– Линия фронта! – объявляет Журавлев.
– Наконец-то! – облегченно вздыхает Дивиченко. Он до предела убирает обороты мотора, увеличивает угол снижения.
И тут от пушечной очереди истребителя вспыхивает левое крыло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61