И вдруг случилось невообразимое: Дивиченко, Журавлев и Мысиков возвратились в свою часть! До предела изможденные, исхудавшие, в оборванной одежде, они едва держались на ногах.
После радостной встречи командир полка спросил:
– А где Ежов?
– Нет Николы… Погиб. «Мессеры», гады, – ответил Дивиченко.
Враз наступила тягостная тишина, все обнажили головы.
Вернувшись как бы с того света, летчики перевязали в санчасти раны, смазали ожоги, сбрили щетину, искупались и переоделись в новое обмундирование.
В полковой столовой на большом планшете появилось приветствие:
«Слава нашим боевым друзьям Николаю Дивиченко, Владимиру Журавлеву, Ивану Мысикову и Николаю Ежову, повторившим подвиг капитана Гастелло!»
Фамилия Ежова была в траурной рамке.
Под приветствием – плакат с призывом: «Стоять насмерть! – таков приказ Родины». В центре – красочный рисунок: пылающий краснозвездный бомбардировщик врезается в колонну фашистских танков. И тут же четверостишие:

Кто б ни был ты, учись у храбреца,
Дерись самоотверженно и смело
И все отдай победе до конца,
Как легендарный капитан Гастелло!

После возвращения из медсанбата Журавлев продолжал летать на боевые задания вместе с Дивиченко.
В августе сорок второго года «Комсомольская правда» опубликовала стихотворение Демьяна Бедного «Гордость комсомола», которое посвящалось подвигу героического экипажа Николая Дивиченко:

В бензинный бак вогнал снаряд фашист проклятый,
Бомбардировщик наш, весь пламенем объятый,
Его геройский экипаж
Направил, совершив предсмертный свой вираж,
На вражий эшелон автоцистерн с горючим
…
Но вихревым толчком могучим
Фашистской сволочи назло
Горящий самолет в тыл вражий отнесло.
Из четырех бойцов в живых осталось трое.
Со скорбью о своем товарище-герое
Они сквозь вражий фронт пробились в свой отряд.
Глаза их молодой отвагою горят.
Бойцы, видавшие уж смерть перед собою,
С отвагой прежней рвутся к бою!
Юнцы, давно ли вы оторваны от школ?
Но уж венчает вас бессмертья ореол!
Любви к вам всей страны не выразить словами!
Приветствуя своих птенцов, гордится вами
Вас воспитавший комсомол!

Вскоре в авиаполк на встречу с летчиками приехал корреспондент фронтовой газеты. Пригласили Дивиченко и Журавлева (Мысиков был переведен в другую часть).
– Как все произошло? – спросил корреспондент. – Что вы можете рассказать об этом поразительном случае?
– Нам просто повезло, – устало улыбается Дивиченко.
– А сколько примерно километров вам пришлось пройти от места падения самолета до линии фронта?
– Километров сто сорок, – ответил Дивиченко.
– Наша газета хотела бы подробнее описать ваш подвиг, мы уже заголовок наметили – «Огненный таран четырех смелых»…
– О подробностях, пожалуй, лучше расскажет мой друг и штурман Владимир Журавлев: он первый из нас пришел в себя и вытащил меня из горящей машины.
Владимир не заставил себя уговаривать, и корреспондент торопливо начал записывать его рассказ:
«Из сообщения Совинформбюро уже известно: нас подожгли зенитки и «мессершмитты». Когда командир крикнул, что идем на таран, самолет уже несся на колонну вражеских автоцистерн. Я мгновенно нажал на боевую кнопку – к земле ушли последние две бомбы. И тут я потерял сознание.
Очнулся, видимо, от острой боли в пояснице. Удивила тишина; уже потом догадался, что заложило уши – контузия. Довольно скоро слух вернулся. Сначала я услышал сухой треск – горел наш самолет. Отстегнул привязные ремни, дополз до кабины командира. Коля был в полусознательном состоянии: с поникшей головой он недвижно висел на ремнях. Потряс его за плечо раз-другой. Он глубоко вздохнул. Жив! Быстро помог ему освободиться от привязных ремней и выбраться из горящей машины. И тут мы увидели катавшегося по земле Ивана Мысикова: он сбивал с одежды пламя. Мы поспешили ему на помощь. Потом нашли в кабине убитого Ежова, решили похоронить. Но в это время неожиданно показался немецкий мотоцикл. Мы быстро укрылись в овраге. Там, где раньше были цистерны, теперь полыхало море огня, к небу тянулась черная завеса дыма. Из оврага мы видели, как к догоравшему бомбардировщику подъехали гитлеровцы, поглядели, о чем-то посовещались и тотчас укатили. Видимо, они решили, что весь экипаж сгорел. Мы не успели вернуться к Ежову: самолет взорвался.
И вот мы стали готовиться к опасной дороге на восток: проверили личное оружие, обувь, помогли друг другу перевязать раны и ожоги. День тянулся мучительно долго. Наконец, когда все вокруг потонуло во мраке, двинулись в путь. К счастью, ночь выдалась звездная, и я без труда определил направление к линии фронта.
Меня нередко спрашивают: каким чудом вы уцелели? Совершенно искренно – мы и сами долго удивлялись. Но чудес на свете не бывает, все происходит по законам природы. Дело в том, что по счастливому стечению обстоятельств сброшенные мной последние две бомбы взорвались прямо под самолетом, с ними одновременно рванули и автоцистерны с бензином. Поэтому взрывная волна оказалась такой огромной силы, что многотонный бомбардировщик, как щепку, отшвырнуло в сторону. Он пронесся по верхушкам деревьев метров сто и свалился недалеко от оврага. Крылья сломались, но смягчили удар. Так наши собственные бомбы спасли нам жизнь».
А дальше Журавлев мог бы рассказать о продолжении битвы – битвы за жизнь экипажа.
Труден был путь к своим. Спали и отдыхали только днем в лесных чащобах или в заросших кустарником оврагах. Томила жажда, мучил голод. Населенные пункты, оккупированные врагом, обходили стороной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61