Сашу любили. Пальцы его, тонкие, нервные, в перстнях; зрачки – огромные, проникающие, не смирившиеся – завораживали.
Так вот, когда один из вполне матерых игроков попытался отказаться от своего проигрыша, оставшись должен Саше, такая бригада неожиданно даже для Саши встала против матерого, что... Я за своих гордостью проникся. Ведь и те встали, кто всегда отсиживался, кто славился скользкостью.
Хочется и о себе что-нибудь вспомнить. Пофорсить.
Дело было не в Одессе – в приодесской курортной зоне.
Побережье тревожили две юные особы, эротического, журнального типа. Особы эти прибились на время к нашей компании, но чего-то поотвергали всех. Чем-то или кем-то, похоже, напуганы были. Отмалчивались.
На следующий день после их неприживания подбегает на пляже одна, нервно просит помощи.
Надо сказать, что побережье было возбуждено и еще одной парой: уголовничков щварценеггеровского типа.
Парочки пересеклись: уголовнички нагнали жути на журнальных.
Отказать было противно, не уснул бы потом.
Подхожу к их подстилке, на которой по-хозяйски восседают эти типы. Один сразу жужжать начал, «на дух» брать. Другой работал под своего парня.
– Ну что ты, – говорит приятелю. – Может, ниче парень, – про меня, – может, в карты играет.
Банальный трюк склонить жертву к игре.
– Чего ж, – говорю, – нет!
– Почем играем? – сразу потеплели оба.
– На нее.
Что оставалось делать? Хотя и не был уверен, что получу выигрыш.
Крепко озадачены были хлопцы.
Приятно было отвести особ к пансионату, в кавалеры больше не набиваясь. И их, неприступных вчера, озадачить.
Благородство не в том, что выручил (что оставалось делать?) – в том, что в кавалеры не подался. Шансы, думаю, были.
...Но подмывает рассказать другую историю. Подмывает, но не расскажу. Чтобы не повторяться. Я уже вставил ее в главу об аферистах-картежниках в прошлой книге. В «Одессе-Маме». Сейчас даже несколько жалею об этом. Там бы сгодилась и любая другая история о нравах «катал». Зато тему благородства в этом опусе лучше, чем тем эпизодом, не проиллюстрируешь.
Напомню хотя бы, о чем там была речь.
Я не был свидетелем происшедшего, передам с чужих слов.
Историю мне поведал друг пятидесятипятилетний актер, который был безукоризненным в амплуа добрых министров сказочных капризных королей.
Немного о нем.
Когда-то в Одессе О. П. Табаков пытался организовать театральную студию. Предполагалось, что другой артист будет преподавать в ней мастерство актерское.
Ничего путного из затеи не вышло, но Валерий Иванович (этот самый артист) из поступавших ребят создал студию свою.
И совсем уже случайно в ней оказался я.
Сначала была принята девушка, к которой я имел некоторое отношение, и однажды мне, дожидавшемуся ее после репетиции, было предложено попробовать себя в роли.
Много позже, когда мы с Валерием стали друзьями, выяснилось: почему мне была предложена роль.
Как-то другу-режиссеру пришлось возвращаться из Мурманска. С гастролей. Настоящих, театральных. Он выехал на два дня позже труппы; задержался на съемках эпизода фильма...
В общем, вот она, история, рассказанная им и уже пересказанная мной. Вот она в законспектированном виде...
Возвращаясь поездом из Мурманска в Одессу, мой пожилой друг стал свидетелем и даже участником некоторых картежных перипетий. Волей судьбы он оказался попутчиком двух шулеров, промышляющих в поездах. Зная, что вмешиваться в их взаимоотношения с лохами бестактно, он наблюдал за событиями со стороны, со своей полки.
Вмешиваться-то он права не имел, но кто мог отнять у него право иметь свое отношение к происходящему?.. А отношение оказалось весьма переменчиво.
Сначала жулики «хлопнули» молодого умника, направлявшегося в Одессу прокучивать средства папаши – лауреата премии. В данном случае процесс облапошивания показался артисту педагогически оправданным.
Следующей жертвой аферистов стал молодой конопатый парень, подводник. Этот наивный пацан вызвал у артиста, оказавшегося в данный момент в роли зрителя, сочувствие. Зритель даже попытался горемыку предупредить. Проку, впрочем, от его предупреждения оказалось немного. Конопатый, растроганный участием, пооткровенничал, что без денег вернуться не имеет права, так как из-за них он и шастал по глубинам в течение двух лет. «Растроганный» продолжил играть. Пока его не обобрали подчистую.
На роль третьей жертвы поездных ловкачей с самого начала своего появления в купе стал претендовать новый их попутчик, подсевший в Петрозаводске.
Это был еще тот тип. Здоровенный, нахальный, корчащий из себя умника. Конопатого добивали у него на глазах, и это его не то чтобы не тронуло, а как будто даже привело в отличное расположение духа.
Артист возненавидел новичка с самого начала. Тот производил на него примерно такое же впечатление, какое производил бы «клоун на похоронах».
Когда обобранный морской волк с грацией зомби покинул купе, Кеша, новый попутчик, принялся умничать перед дружками-мошенниками и даже пообещал преподать им пару уроков игры.
А мой приятель артист, человек не просто добрый, а какой-то даже всепрощающий, вдруг страстно возжелал, чтобы этого хама проучили. Выиграли у того все, до копейки. (Хам уже успел пофорсить, что везет с собой с лесозаготовок двенадцать тысяч. Это в восемьдесят втором году.)
И уже по ходу игры желал этого все больше и больше, пока не понял, что Кеша не подарок. Кеша аферистов обыграл. И, издеваясь, преподал обещанные уроки.
К концу игры артист уже был на его стороне. Слишком неожиданным оказалась для него метаморфоза. Превращение пустозвона-хама в матерого шулера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87