инициатива в руках противника, мы пассивны, он навязывает нам свои действия. Кто бы мог предсказать это пару недель назад! Немыслимо. И все-таки это так!
К полудню небо проясняется. Мимо «Цветочного горшка» под яркими лучами солнца движутся моторизованные части, танки, тяжелое оружие. Они должны затормозить русское продвижение, проутюжить боевые порядки противника. Бергер, все утро беспокойно ходивший по блиндажу взад и вперед, сидит теперь за столом и посвистывает. Мне не до этого. Нет, не нравится мне вся эта история!

* * *

Францу сегодня исполнилось двадцать семь. Приходят Фидлер и врач; теперь нас вместе с Бергером пятеро. Когда мы садимся за неструганый стол, в теплом блиндаже становится почти уютно. Желтый свет освещает стены, отражается от потолка и падает на наши лица. Лысина доктора просто сияет под таким освещением. Скоро в каморке непроглядный табачный дым. Франц потягивает английскую трубку, остальные предпочитают сигареты. Некурящий один Фидлер. Поэтому он и выглядит на зависть всем свежо. Он рассказывает всякие невероятные эпизоды из своей довоенной жизни. Это вполне в его стиле, иначе он не может. Ему не уступает доктор: на своем верхнесилезском диалекте он «выдает» немыслимые случаи из собственной врачебной практики. Время от времени под возгласы одобрения нам приносят грог: при такой ледяной зиме он лучше всего поднимает дух. Мундиры расстегнуты. Фидлеру жарко. Он снимает мундир, кладет его на мою койку и в нижней рубашке подсаживается к нам.
Необычно тих сегодня Бергер. Умные глаза немного устало глядят через очки в темной оправе. Но и он не отстает от других. То вставит пару реплик, то расскажет несколько пикантных анекдотов, то вспомнит что-нибудь из французской литературы. Он несколько слабого телосложения, зиму и непредвиденные события переносит тяжело, но сохраняет стойкость. У него есть дар слушать других, даже сегодня вечером, когда Франц, наш «новорожденный», просто лопается от самолюбования. Франц перескакивает с одной темы на другую, с Трои – на последнюю регату, с гуннских могил – на черных кошек, словно ураган проносится по разным временам и странам. Его можно слушать без устали. Он в хорошем настроении и рассказывает о своих юношеских проделках – впрочем, он от них еще не далеко ушел. Вот и недавно выкинул одну такую штуку. Да, такого парня голыми руками не возьмешь!
На нас с удивлением посматривает существо с черными поблескивающими глазками. Ему это непривычно. Поэтому Ганнибал недовольно поводит ушами. Ганнибал – это пес, нечто среднее между львенком-сосунком и мотком шерсти, мой верный спутник вот уже целый год. И не только в палатке и блиндаже. При близких поездках он лежит на крыле машины или в кузове и смотрит по сторонам своими умными глазенками, время от времени покачивая головой и выражая чувства на свой собачий лад. Сейчас он недовольно ворчит, но тотчас же успокаивается, как только Франц берет его на колени. Как хорошо воспитанный породистый пес, он дает лапку и вытягивается на полу во весь свой рост – впрочем, Ганнибал вполне может уместиться в кармане шинели.
– Поди сюда, малыш, ложись, будь паинькой! Эх, хоть за что-нибудь мягкое подержаться в свой день рождения! – говорит Франц. Ганнибал принимает яаску, проявляя полное понимание. – Подумать только, вот досада! И двух месяцев не прошло, как женился, и вот, сиди тут, а жена пусть лежит и мерзнет в постели одна!
– Сами рвались сюда. Помните, я еще отговаривал? Этими словами я даю тему всем остальным. Они накидываются на молодого супруга, взвинчивают его своими словами, он задумывается. В другой обстановке мы стараемся превзойти друг друга в шутках, веселимся, как дети, и тому, на ком сосредоточивается наш огонь, приходится только отбиваться. Но сегодня настроение совсем иное. На все бросает свою тень советская операция. Кто-то упоминает о ней, и Франц сразу же переводит разговор на новую тему.
– Для меня это не проблема! – заявляет он. – Оба прорыва можно быстро ликвидировать. Наше командование не новички. Позади тоже все придет в движение, будут подбрасывать дивизию за дивизией. К тому же новое оружие! Хотел бы я знать, кто устоит перед ним. На рожон никто не попрет, русские тоже.
– Аминь! – произносит Фидлер. – Хорошо сказано! Пошлите это во фронтовую газету! Там ваши слова охотно напечатают. Франц, дорогой, да вы что, проснулись, что ли? Неужели вы думаете, мы сидели бы здесь, если бы у нас были еще войска? А теперь они что, с неба свалятся? Вы и сами в это не верите. Как и в новое оружие!
– Да и русские сегодня воюют уже не так, как в прошлом году, – вставляю я. – Чего мы добились за это лето? Километры поглощали? Это да. Но разве столько брали мы пленных, как в сорок первом? Где Прежние трофеи? И в помине нет. Противник ведет сдерживающие бои, а если отступает, то по всем правилам. И вдруг – железное сопротивление в этом проклятом богом углу. Думаете, все это так себе? А нынешняя операция – она продумана и развивается по плану. Если нам не помогут, нам грозит остаться здесь совсем одним. Тогда нам станет не до «ура» и «марш, марш вперед!". Самое время будет подать команду: «Каски для молитвы снять! " – это уж можете мне поверить. Бергер не выдерживает:
– Господин капитан видит все в слишком мрачном свете. В конце концов до сих пор именно мы диктовали ход войны. Почему же теперь все должно измениться? Что бы вы там ни говорили, а я знаю: наше командование хочет заманить русских в западню! Все идет по плану!
– Как это вы дошли до такой бредовой идеи?
– Ведь в этом году в наши руки попало слишком мало пленных и техники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121