Она выглянула в окно. На улице шел снег.— Хотела бы я быть уже дома. Вон какой холод, а у меня только платок. И идти далеко.— Тебе надо опять сюда завтра утром?— В шесть часов. Еще затемно.— Тогда, Син, если хочешь, оставайся здесь. Я буду рад.— А я тебе не помешаю?— Нисколько. Кровать у меня широкая.— Двое в ней улягутся?— Вполне.— Значит, я остаюсь.— Ну и отлично.— Как хорошо, что ты предложил мне остаться, Винсент.— Как хорошо, что ты осталась.Утром Христина заварила — кофе, прибрала постель и подмела мастерскую. Потом она ушла стирать. И тогда мастерская показалась Винсенту совсем пустой. 5 В тот же день к Винсенту опять пришел Терстех. Глаза у него блестели, а щеки раскраснелись от мороза.— Как идут дела, Винсент?— Отлично, минхер Терстех. Я тронут, что вы снова заглянули ко мне.— Не покажешь ли мне что-нибудь интересное? За этим я, собственно, и пришел.— Да, у меня есть несколько новых вещей. Прощу вас, присядьте.Терстех покосился на стул, полез в карман за платком, чтобы смахнуть пыль, но в конце концов решил, что это не совсем вежливо, и, скрывая брезгливость, сел. Винсент показал ему три-четыре небольшие акварели. Терстех торопливо взглянул на них, словно пробегая длинное письмо, затем вернулся к первому этюду и стал пристально его рассматривать.— Дело идет на лад, — сказал он, помолчав. — Акварели, конечно, еще оставляют желать лучшего, они грубоваты, но ты продвигаешься вперед. Ты поскорее должен сделать что-нибудь такое, что я мог бы купить.— Хорошо, минхер.— Пора подумать о самостоятельном заработке, мой мальчик. Жить на чужой счет не годится.Винсент взял в руки свои акварели и поглядел на них. Он и раньше догадывался, что они грубоваты, но, как всякий художник, не мог видеть все несовершенство своих произведений.— Только о том и мечтаю, чтобы самому зарабатывать на жизнь, минхер.— Так трудись усерднее. Надо спешить. Если б ты создал стоящую вещь, я с удовольствием купил бы ее у тебя.— Благодарю вас, минхер.— Как бы то ни было, я рад видеть, что ты не унываешь и работаешь. Тео просил меня присматривать за тобой. Напиши что-нибудь стоящее. Винсент, я хочу, чтобы ты занял свое место на Плаатсе.— Я стараюсь писать как можно лучше. Но не всегда рука повинуется моей воле. А все-таки Мауве понравилась одна из этих вещей.— Что же он сказал?— Сказал: «Это уже начинает походить на акварель».Терстех рассмеялся, обмотал свой шерстяной шарф вокруг шеи и со словами: «Работай, Винсент, работай; только так и создаются великие произведения», — вышел из мастерской.Винсент написал дяде Кору, что он устроился в Гааге, и звал его приехать. Дядя часто наведывался в Гаагу, чтобы купить материалов и картин для своего художественного магазина — самого большого в Амстердаме. Однажды в воскресенье Винсент зазвал к себе в гости детишек, с которыми успел свести знакомство. Чтобы ребятам не было скучно, пока он их рисовал, Винсент купил им конфет и, не отрываясь от своей рисовальной доски, рассказывал сказку за сказкой. Услышав резкий стук в дверь и басовитый, зычный голос, Винсент понял, что приехал дядя.Корнелис Маринюс Ван Гог пользовался известностью, был богат, и дело его процветало. Но несмотря на это, в его больших, темных глазах сквозила печаль. Губы у него были тоньше и суше, чем у остальных Ван Гогов. Голова же была типично ван-гоговская: выпуклые надбровья, квадратный лоб, широкие скулы, массивный округлый подбородок и крупный, резко очерченный нос.Корнелис Маринюс приметил в мастерской все до последней мелочи, хотя сделал вид, будто ни на что не обращает внимания. Он перевидал больше мастерских, чем любой другой человек в Голландии.Винсент роздал детям остатки конфет и отправил их по домам.— Не выпьете ли вы со мной чашку чая, дядя Кор? На улице, наверно, ужасный холод.— Спасибо, Винсент, выпью.Винсент подал ему чай и подивился, как беззаботно в ловко держит дядя свою чашку на коленях, рассуждая о всяких новостях.— Итак, ты решил стать художником, Винсент, — сказал Корнелис. — Да, пора Ван Гогам иметь своего художника. Хейн, Винсент и я покупаем картины у чужих людей вот уже тридцать лет. Теперь же часть денег будет оставаться в семье.— Ну, если трое дядьев и брат торгуют картинами, я могу развернуться вовсю! — засмеялся Винсент. — Не хотите ли кусок хлеба с сыром, дядя Кор? Может, вы проголодались?Корнелис Маринюс хорошо знал, что отказываться от еды у бедного художника — значит жестоко оскорбить его.— Спасибо, поем с удовольствием. Сегодня я рано завтракал.Винсент положил несколько ломтей грубого черного хлеба на щербатую тарелку и вынул из бумаги кусок дешевого сыра. Корнелис Маринюс сделал над собой усилие, чтобы отведать того и другого.— Терстех сказал мне, что Тео присылает тебе сто франков в месяц.— Да, присылает.— Тео молодой человек, ему надо бы беречь деньги. А ты должен зарабатывать свой хлеб сам.Винсент был сыт по горло теми поучениями, которые он только вчера выслушал от Терстеха. Он быстро, не подумав, ответил:— Зарабатывать свой хлеб, дядя Кор? Что это значит? Зарабатывать свой хлеб… или не даром его есть? Есть свой хлеб даром или, иными словами, быть недостойным его, — это, конечно, преступление, ибо каждый честный человек должен быть достоин своего хлеба. Но не уметь зарабатывать на хлеб, хотя и быть достойным его, — это уже несчастье, большое несчастье.Отщипнув кусочек черного мякиша, Винсент скатал из него твердый шарик.— Так вот, если вы скажете мне, дядя Кор: «Ты недостоин своего хлеба», — вы меня обидите. Но если вы справедливо заметите, что я не всегда зарабатываю свой хлеб, то возражать тут не приходится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161