нас и это может заинтересовать. А разбирая даже столь несерьезную проблему, мы можем попутно столкнуться с такими явлениями внутри слова, с такими его особенностями, с такими закономерностями, свойственными различным человеческим языкам, которые никак уж не назовешь ни малозначительными, ни несерьезными. Так не будем стесняться поднимать и так называемые «пустые вопросы». Как сказал когда-то Д. И. Менделеев, «истина часто добывается изучением предметов на взгляд малозначащих».

УДИВИТЕЛЬНЫЙ РОБИНЗОН КРУЗО

Вот вам задача: садитесь и напишите на русском языке самый маленький рассказик, строк в пять или десять, но так, чтобы в нем не было ни единого слова больше чем в один слог «длиной».
Сделать такую вещь всерьез почти немыслимо. Шутки ради попытаться можно:


«Я в тот миг шел с гор в лес. Шел вниз, там, где ключ. Влез в лог. Глядь – кто там? Пень иль зверь? Ой нет, то – барс! Я так, сяк… Мой ствол пуст, пуль нет… Как быть? Вот я стал бел, как мел… Раз – и в тень! Цап за нож, а нож – бряк у ног вниз, в мох… Ни сядь, ни встань! Бьет дрожь… Во лбу гром, звон, хоть плачь! И что за страх? Стыд и срам…
Вдруг из-под трав – шасть еж! Хвать мышь за хвост – и в куст: чтоб мышь ням-ням. Чтоб съесть! Я в сей бок, барс в тот! Скок, прыг… Шаг, два, три, пять, сто… Все вдаль, все вдаль!.. Где зверь? Вдруг – мрак, глушь, тишь…
Я сел на пень. Зуб о зуб так: щелк, щелк! А мне в мозг мысль: ведь я трус! Да! да! Трус!»


Как видите, я довольно долго боролся с тем твердым законом русского языка, который не позволяет нам обходиться только односложными словами. Нельзя сказать, чтобы я одержал полную победу: рассказик получился неважнецкий: читать его так же трудно, как идти по железнодорожным шпалам[ В давно забытой книжке «Занимательное стихосложение» Шульговского приводился такой стихотворный пример на «краткосложные слова»:
Гол бес шел в лес,
Вдруг – стоп: жук в лоб!
Бес рад: влез в ад.
Ей-ей, «стих» так же плох, как мой рассказ!

].
А ведь надо заметить, что я составлял его очень простым способом, подбирая, так сказать, не слова по мысли, а подходящие мысли по заранее намеченным словам. Куда труднее было бы рассказать или пересказать таким образом даже самую простую, но уже готовую историю. Но вот однажды мне попала в руки довольно толстая английская книжка: «Робинзон Крузо» для самых младших школьников, едва начинающих читать.
Поверьте, если можете: заботливые британские педагоги переписали весь роман так, что в нем, кроме имен собственных, не осталось ни единого слова длиннее, чем в один слог! И, надо сказать, на первый, по крайней мере, взгляд и слух, эта искусственность не бросалась в глаза, не была очень заметной. Почему?
Чтобы понять это, достаточно прочитать (даже не понимая их смысла) любые несколько строк из какого угодно английского стихотворения. Возьмем для примера хотя бы начало серьезной, отнюдь не шуточной, поэмы Дж. Байрона: «Шильонский узник».

My hair is grey, but not with years,
Nor grew it white in a single night,
As men's have grown from sudden fears…

Наверное, вы помните, как звучит это начало в превосходном русском переводе его, сделанном В. А. Жуковским:

Взгляните на меня: я сед,
Но не от хилости и лет;
Не страх внезапный в ночь одну
До срока дал мне седину…

В подлинном тексте – 23 слова, в русском – 22. Но Байрону понадобились три восьмисложные строки там, где Жуковский едва уложился в четыре. Откуда взялась лишняя строка? Подсчитайте: из английских слов односложны, строго говоря, 21, потому что такие слова, как «have» (произносится «хэв») и «white» (звучит как «уайт»), для англичанина имеют явно по одному слогу и только «single» и «sudden» являются двусложными. А в русском переводе?
У Жуковского односложных слов только 15, двусложных – 3. Остальные четыре («внезапный», «хилости», «взгляните» и «седину») содержат по три слога каждое.
Нельзя при этом забывать, что В. А. Жуковский, безусловно, очень старательно подыскивал для перевода самые короткие русские слова; не мог же он допустить, чтобы строка Байрона по-русски стала в полтора или два раз длиннее!
Теперь ясно: английскому языку «краткословие» действительно очень свойственно. Более того, англичанина затрудняет произнесение слов больше чем в два-три слога длиной: таких в его словарном запасе крайне мало. По этому поводу можно даже вспомнить забавный рассказ.
Один человек, русский, поспорил будто бы с неким заносчивым англичанином, чей язык труднее изучить. Чванливый британец полагал, что трудность языка – лучшее доказательство его совершенства, и страшно кичился своим знаменитым по сложности произношением. «Попробуйте научитесь выговаривать эти звуки правильно! – хвастался он. – А у вас? Ну какие там у вас затруднения? Да я выучусь по-русски в несколько дней!»
Пока дело шло о произношении звуков и о их изображении на письме, русскому и впрямь пришлось туговато: он чуть было не сдался. Самонадеянный соперник торжествовал уже.
Но вот началось чтение текста. «И тут, – говорит автор, – я задал ему прочитать одну фразу. Самую безобидную фразу: «Берег был покрыт выкарабкивающимися из воды лягушками». «А, голубчик, – сказал я ему. – Что? Не выходит? Пустяки! Заучите это наизусть! Ничего, ничего, не пугайтесь: я не спешу…»
Затем я рассмеялся сатанинским смехом и ушел. А он остался выкарабкиваться из этой фразы. Выкарабкивается он из нее и до сих пор».
Как говорит итальянская поговорка: «Если это и не правда, то это хорошая выдумка».
Так обстоит дело с английским языком. А с финским – наоборот. Слова финской речи, конечно, бывают самого различного «размера», порой даже короче соответствующих русских:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135