– Но дальше, чем с Холлом.
– В таком случае называй, дружище.
– Пожалуй, эвакуационный госпиталь в Хоккердаунсе. Тот, новый, куда мы послали на прошлой неделе восьмерых.
– Нет, не так далеко, – возразил Майглоу.
– А я думаю, что далеко.
– А я думаю, что это Кембридж.
– Полкроны?
– Эх, была не была! Деньги небольшие.
Сержанты решили навести справку у секретарши доктора Мэри Пидон из женской вспомогательной службы – не такой уж эффектной, но бойкой и кокетливой блондинки, слишком деловитой лично для меня, однако все-таки женщины, наделенной теми благословенными признаками своего пола, которые влекли на прием к старому костоправу некоторых людей, хотя они и бахвалились, что никогда ничем не болеют. Никто не говорил, что отправляется к доктору Ренделлу излить душу, вместо этого всегда говорили: «Иду потрепаться с Пидон». Трейн спросил у нее, куда звонил доктор.
– Эх вы! – воскликнула Мэри.
– Давайте, давайте, сержант Пидон! – подхватил Майглоу, жуя слова, как окурок сигареты. – Не будьте таким сухарем.
– Кембридж.
– Вот сукин сын! – рассердился Трейн и хлопнул ладонью по столу. – Да у Майглоу слух, как у радиолокатора, будь он проклят!
– Куда бы он мог звонить в Кембридже? – спросил Майглоу. – В команду мусорщиков?
Я подумал, что он имеет в виду могильщиков на американском кладбище в Кембридже, и гнев во мне, подобно дремавшему животному, вздохнул, повернулся и снова задремал.
Однако я тут же встрепенулся.
– Какой номер? – спросил я у Пидон.
Она как-то странно взглянула на меня, словно хотела сказать, что Майглоу и Трейн и без того достаточно досаждают ей, а тут еще эти травмированные психи.
– Я не имею права… – заговорила было она.
– Вы слышали, что сказал лейтенант? – прервал ее Майглоу. – Назовите номер.
– Он разговаривал с девушкой какого-то летчика. Я все же думаю, что сделаю неправильно, если сообщу номер телефона.
– Номер, пожалуйста! – сврепо повторил Майглоу.
Я уже сидел на краешке табуретки.
– Но вы обещаете не звонить ей? – спросила она Майглоу.
– Пидон! – укоризненно воскликнул тот.
Пидон взяла со стола клочок бумажки.
– Кембридж, один четыре семь шесть.
Номер телефона меблированных комнат миссис Коффин… У меня молнией блеснула мысль: уж не у себя ли в комнате выполняет Дэфни работу для своего влюбленного начальника и в чем именно заключается ее работа?
– Девушка звонила сама или ей звонил доктор? – резко спросил я.
Пидон взглянула на меня и заколебалась, но, наверное, что-то в моих глазах испугало ее, потому что она тут же, как послушная девочка, ответила:
– Вызов заказывал майор Ренделл.
Я чуть не задохнулся от бешенства и, как только меня вновь провели в кабинет доктора, заявил:
– Док, я считаю ваше поведение самым наглым вмешательством в мою личную жизнь.
Доктор даже не поинтересовался, как я узнал о его разговоре с Дэфни. Он посмотрел мне в глаза своими глубокими печальными карими глазами и сказал:
– Боумен, есть одно обстоятельство, которое вы обязаны понимать. Мы – я имею в виду Соединенные Штаты – вложили в вас тысяч двадцать долларов, обучая выполнять определенную работу. Не знаю, чего вы ждете от меня, но я здесь не для того, чтобы заменять вам мамашу (тут я не выдержал и расхохотался, словно изо рта у меня вырвался и тут же лопнул пузырь из жевательной резинки), а всего лишь для того, чтобы заботиться о вашей боеспособности. Как человек я могу интересоваться вашим личным счастьем, но как майор я интересуюсь лишь тем, что вы представляете собой как боец. Потому-то я и считал своим долгом проверить заявление вашего командира и позвонил человеку, который знает вас лучше, чем другие.
Откуда ему стало известно о Дэфни?
Доктор ответил, что он довольно внимательно наблюдает за людьми и давно знает о моей девушке.
– Больше того, – продолжал он, – извините, конечно, но я неплохо знал и Питта, до того как его сбили. Я многое знаю об этой девушке. Откровенно говоря, вам повезло. Откровенно говоря, Пентагону не мешало бы прописывать нам, медикам, такую же терапию.
Как он узнал номер телефона?
От Мерроу.
А Мерроу, несомненно, добыл его у Хеверстроу. Хитер, мерзавец! Ну, а что же, если не секрет, сообщила моя девушка?
– К моему удивлению, – ответил врач, – она то и дело принималась плакать. Вот уж не думал, что она из такой породы. Она сообщила нечто весьма интересное. Я позволил себе спросить, действительно ли она любит вас. Она ответила, что любит больше, чем всех остальных, с кем встречалась до вас, но вы якобы не любите ее.
Я промолчал. Что может ответить на это военный летчик военному врачу?
А Ренделл говорил еще о многом. О том, как мисс Пул рассказала, что она редко ошибалась в оценке людей и считала, что я способен любить по-настоящему, – во всяком случае, так, как это слово понимала она. «Да, мудреное это слово – „любовь“, – заметил доктор. Дэфни ответила ему, что в условиях войны некоторые понимают это чувство по-своему. И еще она сказала… Однако я был настолько ошеломлен, что запомнил лишь, как доктор пристально переводил взгляд с одного предмета на другой, а потом заговорил о значении завтрака, о калориях, о выносливости и под конец рассказал эту нелепую басню о вороне.
Не знаю, почему, но я уходил от него с таким чувством, словно родился заново. Я попытался позвонить Дэфни, но ее не оказалось дома.

15

Командование военно-воздушных сил начало поднимать наш боевой дух, и вечером у нас состоялся эстрадный концерт под названием «Никогда не вешай нос!», устроенный объединенной службой культурно-бытового обслуживания войск, и, клянусь, я опасался, что от смеха заработаю грыжу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158