«Линч, да ты, оказывается, влюблен в этих лайми, будь они прокляты!» В действительности же Киду просто-напросто нравилось произносить такие словечки. Послушали бы вы, с какой ошеломляющей быстротой скатывались с его языка всякие там: уелк, як, джоук, клинк, аддер, андер, муд, парл, узель, оспри, лом, доум, даймити, стоат, нотч, ниггард, нудл, дамп. Лучших названий для ручьев и речушек, по его мнению, и не придумаешь. А вот для названий рек, добавлял он, подошли бы не все из них. Ручей Як. Пруд Парл. Река Верхняя Даймити… На мгновение я увидел Кида Линча, распростертого в радиоотсеке «Дома Эшер», – обезображенного, с разбитой головой, в которой возникали такие странные ассоциации, и почувствовал острую печаль.

2

Я услышал по внутреннему телефону голос Макса Брандта и пришел в себя.
– Что тебе, Макс?
Он спросил, сохранилась ли у меня запись исходной точки боевого курса.
– Я и сам записывал, да не могу найти!
Порой трудно было понять, что за личность этот Макс. В нем уживались два человека: робкий, подневольный служака, болезненно переживающий каждый неудачный налет и временами убежденный в нашем неминуемом поражении, – на земле, и самоуверенный, воинственный и энергичный – в воздухе. Во время первых рейдов это был простой парень из Милуоки, готовый трудиться во время полета до изнурения; он даже подшучивал над опасностью – до рейда на Лориан, в середине мая, нашего седьмого по счету боевого вылета, когда машина Бреддока взорвалась у нас на глазах. С тех пор Макс перестал шутить. За последнее время он становился все более сентиментальным и педантичным, все более похожим на настоящего фрица. Перл как-то вечером шепнул мне, что Брандт нацист. Я не раз видел Макса во сне, он возникал передо мной в моих кошмарах, когда мне мерещилось, что либо я сам сбрасываю бомбы, либо бомбы падают на меня. Американец немецкого происхождения и вместе с тем наш бомбардир – фигура вполне подходящая, чтобы являться в подобных кошмарах. А как он любил сбрасывать бомбы! Ровно неделю назад мы прогуливались с ним и дошли до склада авиабомб; он с угрюмым видом уселся верхом на тысячефунтовую штуку под камуфляжными сетями, махнул рукой в сторону бомб и сказал: «Ты только взгляни на это добро!» Во время того страшного июльского «блица», когда мы совершали рейд на Гамбург и был убит Кид, Макс так разволновался (Еще бы! Ведь ему предстояло сбросить бомбы!), что забыл ввинтить взрыватели; так, без взрывателей, бомбы и полетели вниз. Мерроу устроил ему хорошую головомойку; он сказал, что у Макса в бою всего три обязанности: подготовить бомбы, открыть люки и делать то, что делает ведущий бомбардир. «Иногда мне кажется, – сказал Базз, – что ты спишь и видишь, чтобы мы проиграли войну». Замечание Мерроу задело Макса за живое; хорошее настроение так и не вернулось к нему, даже при заходах на бомбометание.
– Одну секунду, – ответил я.
Отыскав запись, я передал ее Максу; недаром же я был аккуратистом, шотландско-ирландским пресвитерианцем и добрым малым. Да, да, втайне я был очень сознательным, и на инструктажах обычно записывал все; какой-то там третьеразрядный второй пилот, я нес ответственность за каждого специалиста в нашем экипаже, и Макс не первый из тех, кто обращался ко мне за помощью. Ведь я же был Надежным Чарли. Ха!
Впрочем, на сегодняшнем утреннем инструктаже я записывал далеко не все, и лишь случайно у меня оказалось то, что требовалось Максу. Я припомнил, что утром сильно разозлился на Мерроу и не мог сосредоточиться – довольно редкий случай, обычно я стараюсь держать себя в руках и ничем не отвлекаться во время инструктажа, потому что это могло означать жизнь или смерть. Видимо, в то утро мысли Макса тоже витали где-то далеко. Меня внезапно охватила тревога. Что, если все в самолете, каждый участник предстоящей операции, витали в облаках, а речь шла о каком-нибудь исключительно важном факте, касающемся нашего рейда? Эта фантастическая мысль, мысль о том, что все вдруг заснули во время инструктажа, который проводился отдельно по подразделениям авиагруппы, не давала мне покоя; другие мысли, чтоль же нелепые, приходили мне в голову с отчетливостью внезапно открывшейся истины. Я с усилием отогнал их, как абсурдные.

3

Хендаун оказался наиболее проворным членом экипажа. Как и было приказано, он не спускал глаз с «Ангельской поступи» и вовремя заметил выпущенную с нее красно-зеленую ракету; наше звено без труда пристроилось к звену полковника Бинза и образовало эскадрилью из шести машин: «Ангельская поступь», «Кран», «Ужасная пара», «Тело», «Красивее Дины», «Невозвратимый VI». Мерроу держал наше звено снизу, чуть позади и правее звена, в котором ведущей шла машина полковника. Все мы уже не раз летали в ведущей эскадрилье и построились сомкнутым строем «этажеркой»; каждая из ее внешних сторон не превышала четырехсот футов, что было разумно, если учесть, что размах крыльев «летающей крепости» составлял сто четыре фута, а в «этажерке» собралось шесть наших машин.
Разворачиваясь над маяком, мы увидели две другие эскадрильи нашей авиагруппы, уменьшили скорость, позволяя им сблизиться с нами, и образовали большую «этажерку». Эскадрилья, которую возглавлял на «Дешевой Мегги» друг Базза Кудрявый Джоунз, шла ниже, позади и правее нас, а верхняя, под командованием Аполлона Холдрета на «Обратном билете», позади, выше и левее. Для большей плотности эскадрильи построились в обратном порядке по отношению к звеньям: верхний ведомый – справа, верхняя эскадрилья – слева.
Продолжая набирать высоту, мы сделали два больших круга, и авиагруппа закончила построение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158