— Я вас узнал, — сказал Дронго. — Кажется, вы недавно снимались в одном телесериале. Не помню названия, я не люблю детективов, но я запомнил ваше лицо.
Простите, что не знаю вашего имени.
— Наталья. Наталья Толдина. Дронго, наклонившись, галантно поцеловал протянутую руку.
— Сергей Буянов, — представился молодой человек.
— Катя Шевчук, — мягко сказала их спутница, протягивая руку.
Дронго пожал ей руку, но целовать не стал, только улыбнулся еще раз.
— Дронго, — представился он, называя свою привычную кличку.
— Как вы сказали? — заинтересовался Буянов. — Дранго?
— Дронго, — повторил он. — Меня так называют достаточно давно, и я уже к этому привык.
— Странно, — прошептал Буянов.
— Я не могла слышать ваше имя в Москве? — спросила Толдина.
— Не думаю, — ответил Дронго, — хотя у югославов есть имя Дранко, и оно довольно популярно.
— Мы должны идти, — напомнил Буянов своим спутницам.
— До свидания, господин Дронго, — сказала Толдина, снова протягивая руку. На этот раз он ее пожал. Встретить в горах столь галантного почитателя своего таланта женщине было особенно приятно.
Они повернули в сторону дороги. Ни один из четверых даже не мог предположить, что уже сегодня вечером здесь произойдет убийство и нынешний день окажется последним в жизни одного из них. Дронго повернулся и пошел к дороге.
Там уже ждал Вейдеманис. Он был в кроссовках, джинсах, спортивной куртке.
— Ты их видел? — спросил Вейдеманис. — Приехали артисты из Москвы?
— Конечно, видел. У них тут съемки?
— Да, им разрешили здесь снимать. Они остановились в доме отдыха кинематографистов. Говорят, что приехала сама Наташа Толдина, заслуженная артистка республики. Ты ее наверняка видел по телевизору.
— Может быть, — равнодушно сказал Дронго.
Они гостили в санатории местного шелкового комбината. Кроме них, в санатории оставались лишь две семьи, приехавшие из Рустави. Грузинская граница была совсем недалеко, и сюда иногда приезжали отдыхать гости из соседней Грузии.
Вейдеманису тяжело было идти в гору, и Дронго сбавил ход, чтобы излишне не утомлять приятеля. Они медленно поднимались к санаторию, когда мимо проехали две черные «Волги», спешившие, очевидно, туда же. Чуть выше санатория находилась правительственная резиденция, называемая Мархалом.
Одна из машин остановилась, и из нее вышел местный руководитель, знавший Дронго в лицо.
— Ассалам алейкум, — приветливо поздоровался он. — Почему вы остановились в санатории? Мы могли заказать для вас места на Мархале.
— Ваалейкума салам, — ответил Дронго. — Ничего страшного нет. Мы все равно через два дня уезжаем.
— Приехали наши таджикские гости, — сообщил местный руководитель. — Завтра вечером мы даем банкет в их честь. Просим вас быть на Мархале вместе со своим другом.
— Спасибо, — поблагодарил Дронго. Он взглянул на небо. — Кажется, пойдет дождь.
— Не дождь, — возразил его собеседник. — Метеорологи сообщили, что будет ураган. Очень сильный дождь и ветер. Мы боимся, что может начаться сель.
Поэтому высылаем наших людей по всему району. А тут еще эти артисты приехали из Москвы. Не забудьте завтра вечером у нас банкет, — напомнил он на прощание.
Когда автомобиль отъехал, Вейдеманис спросил у Дронго:
— О чем вы говорили?
— Ты видишь — надвигаются тучи. Он сообщил, что ночью будет ураган.
Нужно предупредить наших грузинских соседей, чтобы никуда не уходили. Хотя этот район, кажется, одно из немногих спокойных мест на Кавказе.
— Вот именно, — мрачно согласился Вейдеманис, — во многих местах давно забыли о спокойной жизни.
На Кавказе уже полтора десятка лет шли перманентные войны, регион был насыщен оружием, и многие области создавали собственные правительства и даже собственные страны. Казалось, что Кавказ провалился в семнадцатый или восемнадцатый век с удельными князьями, многочисленными государствами, враждующими друг с другом, и сепаратистами, не признающими власти собственных правителей.
Однако, несмотря на подобную вакханалию беззакония, на Кавказе еще оставались места, которые можно было назвать островками стабильности. В некоторых районах местные власти изо всех сил пытались удержаться в двадцатом веке, противопоставляя анархии, безумию, национализму и бандитизму стратегию собственной стабильности.
Таким местом на Кавказе был Шекинский район Азербайджана. Расположенный на севере республики, в южных предгорьях Большого Кавказа, он умудрился пережить все потрясения последних лет, внешне почти не меняясь и не реагируя на невероятные перемены, происходившие в республике и бывшей стране.
В двадцати пяти километрах от города, на востоке, начиналась граница с Дагестаном, где не так давно шли ожесточенные бои. В ста километрах к югу находился Нагорный Карабах, ставший ареной ожесточенного азербайджано-армянского столкновения, в котором погибло столько людей и с трагедии которого начался распад некогда великой страны. В сорока километрах на запад находилась соседняя Грузия. Во время гражданской войны в соседней стране сюда переехало несколько семей, спасаясь от бедствий, связанных с военными событиями. Они внесли в упорядоченную жизнь города определенную тревогу, но все довольно быстро успокоилось.
Дважды во время переворотов в Баку в городе наблюдалось некоторое волнение. Каждый раз собравшиеся горожане обсуждали, чем закончится противостояние в столице, и каждый раз приходили к выводу, что ничего хорошего ожидать не стоит. В общем, так всегда и получалось. Любые изменения не улучшали жизнь обычных людей, но они уже привыкли к неспешному течению собственной судьбы и не обращали внимания на изменения, происходившие в столице.
1 2 3 4 5 6 7