– Вот за эту болотину они и схоронились, а верховые наши побоялись коням ноги ломать по бурелому.
– Третьего дня, – задумчиво поскреб шею ангмарец. – Выходит, они уже где-то здесь должны быть.
Он ткнул пальцем в край схемы предполагаемого театра боевых действий.
– А ты ничего, – похвалил его князь, – с понятием.
«Зато тебе бы по черчению пару бы влепили в любой школе», – подумал Шон, не понявший из путанных объяснений воеводы абсолютно ничего.
– Народу у меня – кот наплакал, – ангмарец мрачно обвел взглядом свой лагерь, – а там несколько сотен.
Серебряный вновь уставился на него своим гипнотическим взором.
– Сколько надо, боярин? Говори, не чинись, но и меру знай.
Назгул почесал в затылке,
– Кроме моих людей, больше никто с ними не станет связываться?
Князь помедлил с ответом.
– Пошто хоронятся они? Как разумеешь?
– Ясное дело! – Шон, привыкший на корабле и в поле участвовать в советах, решил не делать из данного разговора исключения. – Ударят в тыл, побьют и посекут многих, повезет, так прорвутся к пушечному наряду, он как раз там же, по реке на лодках движется.
– Это очевидно, – назгул принялся водить рукой над импровизированной картой, поигрывая пальцами, словно факир, готовый произвести какой-то особенный фокус, – только задавят их остальные полки. За день-два можно стянуть к речной петле добрую половину войска.
Серебряный внимательно слушал.
– Глупость какая-то, истерика, – неуверенно пробормотал Шон.
– Что-то подобного за ливонцами в последнее время не водилось. Нет, тут: что-то иное.
Назгул спросил у замолчавшего воеводы:
– Где Кестлер-то?
– Не магистр нынче верховодит у псов-рыцарей, – был ответ. – Рыцарь Фелькензам, тот, что наши отряды посек,
– Мне все едино, «филькин-зам» какой, или чертова мать. Армия орденская где?
Видимо, ангмарец все же перегнул палку. В глазах Серебряного полыхнуло пламя – не привык он, чтобы какие-то безвестные атаманы в таком тоне с ним разговаривали.
– Тебе-то зачем, служивый?
– По-моему, – сказал назгул, – каждый солдат, тьфу ты, каждый воин должен знать свой маневр.
Серебряный неожиданно улыбнулся.
– Дельный совет у нас вышел. Мудрое слово твое я попомню, да и Курбскому донесу.
«Спасибо Александру Васильевичу», – подумал назгул.
Сняв с пояса изящный кинжал, воевода воткнул его в дерн за пределами своей схемы.
– Сюда спешит этот Фелькензам, будто бесы его подгоняют. К Тирзену рвется.
– А что, там медом намазано?
– Городишко никчемный, блошиный рынок да немецкие хибары.
– Так в чем сыр-бор?
– Чудно говоришь ты, боярин, – князь вздохнул, – словно басурман какой, уж не гневайся.
– Есть маленькой – сам себе под нос буркнул ангмарец.
– Спешит рыцарь с войском к Тирзену, ибо только в чистом поле силен немец. Здесь – холмы, там – леса, право крыло в реку упирается. Негде разгуляться псам-рыцарям в бронях тяжелых. А перед самим городом ровное полюшко, луга и никаких оврагов или рощ, словно небеса уготовили место для сечи богатырской.
«Понятно, почему спешат наши полки головные, – подумал Шон. – Проскочить поле и навязать этому рыцарю Фильке бой в лесистых холмах, где он расшибет себе лоб о стрельцов».
– Значит, – ангмарцу стал очевиден нехитрый замысел врага, – эти несколько сотен хотят ударить нам в тыл, внести сумятицу, задержать продвижение. Ударят, отойдут в леса. Пока мы стянем силы и задавим их – Фелькензам уже выстроит в поле свою броню.
Серебряный одобрительно похлопал его по плечу.
– Нам недосуг рубиться в лесах с малой вражьей дружиной, а потом подставлять людишек под удар «кабаньей головы» рыцарей. Посему мое тебе слово – бери свой отряд, засечников сколько надо, и сделай так, чтобы полки и пушечный наряд прошли дальше без задержки.
Ангмарец и Шон переглянулись.
– Две сотни дашь, князь? – быстро спросил руководитель Чернокрылого Легиона.
– Две не дам, – столь же быстро выпалил воевода. – Три дюжины засечников своих, да сотню из Старой Русы.
– Плюс легионеры да спешенные черкесы, – прикинул назгул. – Негусто выходит.
– Я не прошу всех ворогов истребить и головы мне их к шатру прикатить, – одними губами усмехнулся Серебряный. – Не дай им смешать полки и до пушек добраться. А там я Фелькензаму трепку задам в холмах, и останутся эти залетные воры одни-одине-шеньки.
– Задача ясна, – Шон встал. – Княже, дозволь к воинам идти, в дорогу снаряжаться.
– Ступай, служивый, – Серебряный перекрестил его в спину. – Заместо вас дозором пойдут казаки Аники.
– Аника-воин? Князя Басманова человек, – обрадовался назгул. – И он здесь?
– Он не княжий человек, а сам себе человек, – покачал головой Серебряный, видимо, удивленный тем обстоятельством, что они знакомы. – Знавал я его на югах. Лихой и лютый воин. Угрюмый, но верный.
Характеристика была куда как точной. Именно таким и виделся ангмарцу атаман – угрюмым, но верным.
– А сам князь?
– Он в златоглавой измену корчует каленым железом, – сжал кулаки Серебряный. – Не меньше нашего для государя и Руси делает.
В который уже раз задумался назгул о Предопределенности. Можно ли повернуть ход истории? Или поражение в Ливонской войне неизбежно, словно кариес?
А если шальная стрела срежет Стефана Батория? Или не ввяжутся Дания со Швецией в вековой конфликт между славянами и немцами?
Ответа не было.
– Вижу, тяжкую загадку задал я тебе, воевода, – заметил странное оцепенелое состояние собеседника Серебряный. – Не возьмешься? Я пойму, другого верховодить поставлю. Вам и так возле Ринге-на и по дороге назад перепало лиха.
– Нет уж, – сжал зубы ангмарец, – давай людишек, князь, и забудь про залетных воров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91