На стенах алели написанные кровью бесовские знаки – пародия на нормальные буквы и рыцарскую геральдику.
Кривин выскочил, как ошпаренный.
– Помилуй бог, – прошептал он. – Довелось побывать в тайнике настоящего некроманта!
– Долго же сей грех замаливать… – Ходкевич уже справился с эмоциями, двинулся вверх по лестнице. – Давненько не случалось такого в здешних краях. Когда король узнает, велит спалить поместье и пепел развеять.
– Не велит, – убежденно сказал Кривин. – Всякое про него говорят, но никто не отрицает несомненные военные таланты. А укрепление здесь знатное, да и расположено отлично. Чистая заноза в боку московитов, вторгшихся в Ливонию. Здесь надобно божьих людей пригласить со свечами и книгами. Они быстро нечистый дух выведут.
Очутившись на свежем воздухе, королевский посланник расправил плечи.
– Приведите сюда пани Маржанку, или как там ее…
Самозванка явилась сама, двое гусар следовали за ней в отдалении.
Ходкевич уставился ей в лицо, силясь прочесть хоть тень, хоть намек на то, что перед ним не человек, а посланник бездны. Понятное дело, печати сатаны на челе он не углядел.
– Вы бывали, пани, в сем подвале?
– Бывала, – улыбнулась совершенно спокойная Маржанка. – Жаль только – вас со мной не было, милостивый государь. Я уж вам кое-что пошептала бы на ухо…
– И эти шаловливые ручки, – пробормотал Кривин, – сами держали клещи и прочую палаческую справу?
Маржанка уставилась на свои белые ладони, словно впервые их увидела. Потом подняла лицо на наемника и улыбнулась ему.
– Предатель, – сказала она еле слышно. – Знай, от мести моей тебе не уйти ни на земле, ни на воде.
К Ходкевичу протолкнулся тот самый ратник, что первый усомнился в убытии Громобоя из поместья.
– Не знаю, пан Ходкевич, что вы в том подвале нашли, кроме моего хозяина, но догадываюсь. Вы карлика поймайте!
– Какого карлика?
– Был в ее услужении такой… коротколапый горбун с бесовской рожей. Только и показался в первый же день, как заехала к нам сия самозванка. После в ее покоях сидел.
– Это где же, – засопел Кривин. – Уж не в верхней ли комнатушке терема?
– Больше негде ему прятаться было, – подтвердил ветеран. – Выходил он только глухими вечерами, когда Маржанка к погребу ходила, будто ключница.
– Горбун, говоришь? – Кривин отчего-то раскраснелся и сделался необычайно зол. – А ну-ка, сударь мой Ходкевич, вели обыскать терем.
Вскоре действительно нашли карлика, который умудрился спрятаться за сундуками.
Там была у него медвежья шкура, какая-то снедь и даже фляга с вином. Словом, устроился уродец весьма комфортно, аккурат напротив опочивальни Маржанки.
– Вздернуть его на воротах, – ярился Кривин. – И не снимать, пока воронье не склюет!
– Без суда нельзя! – Ходкевич гадливо рассматривал мелкие черты уродца.
– Какой тут суд – полный подвал трупов, пыточный инструмент, а у него руки вон какие здоровенные… Не Маржанка же из людей жилы тянула? Не по силам ей.
Кривин не унимался, ходил вокруг связанного карлика, едва сдерживаясь, чтобы не заколоть кинжалом.
– Да вы на рожу его поглядите? Христианин истинный, увидав такую рожу, обязан враз за колом осиновым бежать, или за посеребренным мечом. У всякого колдуна помощник есть, дух нечистый. Когда это кот, когда крыса, а случается – и такой вот вурдалак, созданный в насмешку над родом человеческим.
Ходкевич покачал головой.
– Церковникам его показать надо. Да и опросить не мешает.
– А ты спроси его о чем-нибудь, пан кавалер, – посоветовала Маржанка весело. – Густав, скажи: Ходкевича не мать родила, а баран вычихал.
Горбун улыбнулся своей хозяйке и что-то промычал.
– Он говорить не умеет? – спросил Кривин, отступая от карлика, словно от ядовитого гада.
– Открой рот, Густав.
Ходкевич глянул на разинувшего пасть карлика и со вздохом отвернулся. Язык уродца был вырван под корень.
– Но у тебя, милашка, – набычился Кривин, – язык имеется. Говори – почто людей мучила? !
– Расскажу – не поймешь, тупица. Не твоего это ума дело.
– Отчего же не отпираешься, не юлишь? – спросил Ходкевич. – Ведь знаешь, что тебя ждет.
Маржанка повела вокруг взглядом, и бывалые воины отшатнулись. соломы в волосах, измятое платье – и более ничего. Жигеллон долго смотрел на Маржанку, та на него.
– Смешно, милостивый государь, – заметил пан наконец. – Действительно, похожа на тетушку мою, да и на бабку. Вот только глаза пустые и холодные, не наши, не фамильные.
Маржанка глядела на него, словно на неодушевленную колоду.
– Говоришь, людей она умучивала? В двух шагах от меня? Видно, двери крепкие, или рты ведьма им замыкала заклятьем каким… Ничегошеньки я не слышал, кроме иной раз мерзкого хихиканья карлика, да звона тихого.
Самозванка вдруг открыла рот и холодно спросила:
– А ты внимательно посмотри в эти глаза. Ничего не припоминаешь? Не фамильные черты ищи, верно, не родственница я тебе…
Ходкевич с интересом наблюдал, как Громобой оглядывает лицо Маржанки со странным выражением на физиономии.
– Тридцать лет назад дело было, ближе к Пасхе, на дороге к мельнице. Тогда край еще в запустение не пришел, – напомнила Маржанка. – Некий молодой барчук с псарями и собаками ехал с охоты и повстречал юную богомолку, идущую в деревенскую часовню.
Жигеллон вдруг схватился за сердце и тяжело осел на подушках.
– Напомнить тебе, как собаками травил для озорства? Плетью бил? Как потом подол на голову задрал, а после, натешившись, своим псарям отдал?
– Замолчи, прошу тебя. Маржанка безразлично отвернулась.
– Тебя я точно настигну. Жаль только, не в этот раз, все откладывала на сладкое, хотела с делами срочными разобраться, а потом уже и припомнить старый должок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91