– Шутку начальства понял и оценил, – сказал Стае. – Чуется мне в этих словах что-то недоброе, что-то кармическое даже. Некое предзнаменование…
– И твой мерзкий голый хвост дрожит от нездорового возбуждения, – докончил за него полковник.
– Не стану затягивать тягостное ожидание.
Он сунул иглу обратно в стол, взамен выудив совершенно судьбоносного вида красную папку, из нее достал бумагу и протянул Пшибышевскому.
Тот даже не притронулся к листу.
– Все ясно, – вздохнул он. – Я передаюсь в ваше полное распоряжение на неопределенный срок. Причем положенный мне отпуск…
– В связи с неразберихой, царящей во взаимодействиях различных ведомств, – перебил его полковник,
– аннулируется на столь же неопределенный срок.
– Ура, товарищи, – без всякого энтузиазма откликнулся Стае. – Поют сердца!
– А теперь к делу.
Полковник встал во весь свой внушительный рост и прошелся к телевизору, потом обратно, словно мающийся в узкой клетке белый медведь.
– Давненько я собирался тебя к нам перетащить, да все никак не выходило. Сам знаешь, Стасик, родственные связи у нас не особо приветствуются.
– И что же, дядя Саша, – спросил капитан, лишенный отпуска, – фамилию сменили, или фиктивный брак заключили?
– Прикрой-ка, сердынько мое, клювик, – голосом любящего детей пьяненького Деда Мороза изрек полковник, – и сложи дважды два. Докажи двоюродному дядьке, что родись ты на полвека раньше, стал бы в гэбэ отличником боевой и политической.
Стае почесал за ухом.
Помолчал.
Потом развел руками:
– Кроме последнего моего дела, кстати – провального, ничего на ум не идет. Не чеченские же мои похождения подвигли на перетаскивание скромного капитана?
Полковник внимательно его слушал. Теперь он сделался похожим не на Сайта-Клауса, а на мудрого академика Павлова, готового из гуманизма вскрыть подопытной собачке живот и посмотреть, из чего она сделана.
А еще вернее, на участливого нарколога.
– У головка, наркота всякая – не ваш профиль, – продолжал перечислять Стае.
– Много ты знаешь о нашем профиле, – проворчал полковник. – Думай быстрее, молодое дарование. Резюме давай!
– Сдаюсь, – поднял руки капитан. – Или по поводу последнего дела, или – на органы понадобился.
– На органы? – поднял брови «дядя Саша».
– Это я так, – махнул ладонью Пшибышевский, словно отгонял мух.
Начальник безымянной конторы поудобнее развалился в кресле.
– Ответ верный, – сказал он. – Но, как говаривал мой учитель – частичный.
– Ас чем это дело связано, – переспросил Стае, – что имеет касательство к, моей биографии? Ведь никакого оно касательства как раз и не имеет.
– А это уже ошибка. Отсутствие аналитической жилки и верхоглядство. Нет, не стал бы ты отличником боевой и политической, не сверкал бы зенками с доски почета, – вздохнул полковник. – Впрочем, то же касается и твоих начальников и воспитателей.
– Не слишком ли круто, господин полковник?
– В самый раз, – отмахнулся начальник. – Давай, излагай в двух словах суть своего «провального» дела, а я уж тебе на связь укажу, и на все остальное.
Стае, хоть и сидел напротив родственника, да еще и нянчившего его во младенчестве на руках, по привычке замялся. Полковничье чело омрачила легкая тень.
– Совсем ты солдафоном сделался, – усмехнулся он недобро и потыкал толстым пальцем в угол документа, который незадолго до этого протягивал племяннику. – Допуск видишь? Неужто решил, что я по родственной связи решил, аки цэрэушник какой, «тайны Лубянки» выведывать? Не перегрелся ли по дороге? Жара нынче…
Стае хотел бы верить, что не покраснел.
– Вкратце, – откашлявшись, принялся он излагать официальным тоном, – дела-то никакого и не было. Я только из южной командировки вернулся, дснь-два отгулял, и тут же на ковер. Сан Саныч, имеющий, отметим не для протокола, кличку «Вдруг-Бздынь», поставил неожиданную и веселую задачу – найти в авральные сроки три с половиной сотни парней и девушек, месяц назад растворившихся в воздухе под Ленинградом.
– Ленинград при комиссарах был, – прищурился дядя Саша.
– Под Петроградом, – «поправился» племянник. – Не знаю, как при комиссарах, а при демократах ментовка вконец распустилась. Привыкли, воины правопорядка, весь «мусор» на Лубянку сливать, а себе вкусненькое оставлять. Они с этой массовой пропажей поваландались, и Санычу ее всучили. А тому больше делать нечего, как…
– Проехали, – вроде бы мягко сказал полковник, но Стае еле заметно вздрогнул и тут же продолжил скороговоркой, что называется, «с другого места»:
– Крайним оказался капитан Пшибышевский. Выехал в Северную Пальмиру, получил под крыло парочку тамошних оперов и обшарпанный микроавтобус. Принял дело от эмвэдэшников, хотя «дело» – сильно сказано. Кипу отписок, снабженных удивительно тупоумными протоколами «места происшествия».
– Подробности милицейских особенностей эпистолярного жанра опускаем, – опять прервал его полковник, и набулькал себе в высокий стакан минеральной воды.
– Одним словом – собирались какие-то военно-исторические клубы и полухипповские тусовки за-бабахать фестиваль в честь Невской битвы. На историческом месте и при содействии областной администрации. Три сотни съехались в палаточный городок, остальные шли на лодках. На. месте находился наряд ППС, парочка местных жителей и точно неустановленное количество зевак из числа лиц без особого места жительства и понятных занятий.
– Был еще какой-то бюрократ со смешной фамилией Хомяк, – заметил как бы невзначай полковник, попивая теплую водичку.
– Именно, – Стае зло сверкнул глазами. – Что придало «делу», понимаешь, «политическую окраску».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91