Эх, молодежь! Когда я был безусым капитаном и наведывался к прапорше своего непосредственного начальника в редкие мгновения его отсутствия…
– Это приказ? – хмуро спросил Пшибышев-ский.
– Считайте это отеческой рекомендацией. И поверьте старому ловеласу и личному другу Елизаветы – она такое поведение оценит.
– Я пока еще морально не готов к столь радикальным средствам обольщения, дядя Саша.
– Мораль, – скривился полковник. – Когда я слышу слово мораль, моя рука тянется… Куда тянется моя рука, прапорщик Лизавета, когда я слышу слово «мораль»?
– К синхрофазотрону! – отчеканила секретарша.
– Точно, капитан, к синхрофазотрону!
– Так точно, есть –. к синхрофазотрону! Стае поспешил ретироваться на пост. Герман безмятежно доедал его сухари.
– Извинился за конфуз, надо полагать?
– Заткнись ты, Макаренко.
– Грубишь? Зря, я от души тебе сочувствую И ей тоже.
– А почему надо Елизавете сочувствовать.
Герман прошелся по комнате и залихватским жестом полупьяного ковбоя поправил кобуру с табельным оружием.
– Видя твой живой и неподдельный интерес к данной особи женского пола в погонах секретной службы госбезопасности…
– Покороче можно?
– Строго между нами.
– Разумеется.
Герман перешел на шепот:
– Она тоже Тень. И у нее есть своя вторая половина.
– Ну, это я знаю. И что же?
– А то, – Герман сделал неопределенный жест рукой. – Он – мужик.
Стае молчал, соображая.
– Да еще и любовь у них была. Н-да. Такие вот обстоятельства.
– И что теперь?
Герман сел на край стола и отстучал по телефонной трубке костяшками пальцев какую-то дикарскую музыкальную фразу.
– Тебя от меня тошнит? Можешь не говорить. Взаимно. И дальше может быть только хуже. Усекаешь? А мы с тобой совсем даже не жених и невеста. Да что там, мы даже свиней вместе не пасем на зеленом лугу. А всего лишь скромно служим Родине в этой телефонной будке. Что бы там ни померещилось Елизавете.
– А у них…
– У них фигово. Попросту говоря – полный капут и швах. Полковник ейного хахаля даже услал куда-то за Урал, пустив по ветру, кстати сказать, работу многих специалистов над этой парой. Но все равно – полный аллее. Девка чахнет. А у нас, Теней, чтоб ты знал, психика весьма ранимая.
– Дела…
Герман, словно бы раздосадованный своим откровением, яростно зашуршал бумагами, сделал пару бестолковых прозвонов. Потом подошел к Стасу с самым зловещим видом.
– Как руководитель нашего боевого звена намерен призвать тебя к порядку, – сообщил он. – Хватит читать спортивную газетку, давай заниматься.
– Ну хоть сегодня отлезь ты от меня. Вчера ваши специалисты по контролю снов всю душу вынули. Ночью такая дребедень в голову лезла, что аспирин пришлось принимать, идя на службу.
– Никаких поблажек ни себе, ни врагу! – Герман воздел палец вверх. – А в данном случае враг себе – ты! Горе побежденным!
– Хватит абсурд городить. Что делать? Опять в кристалл твой пялиться мутный? Ведь косоглазие заработаю!
– Каждая жизненная ситуация есть вызов для чекиста! Вытянем же из нее все и пустим на службу во имя светлых идеалов!
– Переведи на русский, Герман. И, пожалуйста, с развернутыми комментариями.
– Тебя взволновало появление Елизаветы, а еще больше – моя печальная история. Значит, ты не в силах абстрагироваться от этой ерунды? Неправда! Нет таких крепостей, которые бы не взяли большевики! Иди в «предбанник», поговори с прапором о погоде, или спроси, как счет – ей сквозь дверь футбол телевизионный слышно. А сам краем глаза сосчитай количество висюлек на плафоне. При этом смотреть надо в сторону начальственного кабинета, и вид иметь слегка смущенный и испуганный.
Стае безнадежно спросил:
– А дежурство как же?
– В этом вся соль, – заулыбался очкарик. – Полковник в любой миг может выскочить, да не посмотреть, что ты родственник. Ка-ак взгреет!
– Сосчитаю, – обреченно сказал Пшибышев-ский, плетясь из дежурки.
– Не вздумай меня обхитрить или ошибиться, Родина тебе этого вовек не простит! Я уже считал, знаю, не проведешь хитрого четырехглазого капитана.
Стае вошел в предбанник с тихим шепотом:
– Да, это опять я.
Прапорщик, не отрываясь от журнала, сообщила:
– Счет три один. Надо полагать, наши побеждают, хотя я прослушала, кто с кем играет. Полковник направился в клозет и скоро будет назад. Велел веселиться без него. Трещинок над дверным косяком двенадцать и две дырки от канцелярских кнопок… –
Она перелистнула страницу и посмотрела на Стаса. – Это все, капитан, или я что-то упустила?
Стае пытался связать какую-то фразу, преданно глядя на собеседницу, когда в ее лице что-то неуловимо изменилось.
Она подалась вперед и сузила глаза, введя Пши-бышевского в легкую оторопь, потом перевела взор вверх.
Проследив за ее взглядом, капитан увидел краешек пропавшего индийского платка.
– Удушу мерзавца, – без выражения произнесла Елизавета, опускаясь на стул и беря журнал в руки.
Стае ретировался, встретив по дороге полковника, который приветствовал его молодцеватым взмахом руки:
– А вы зачастили к нам, милостивый сударь, никак – к дождю. Два наряда вне очереди!
– Есть два наряда.
Герман чертил какой-то очередной дикий график.
– Сколько? – спросил он, не оборачиваясь, выводя зеленым карандашом какие-то каракули и загогулины.
–Два.
– Как – два?
– Два наряда, как с куста, будь ты неладен!
– Да я про люстру над прекрасной шальной головой секретутки!
Стае мстительно сказал, усаживаясь напротив дребезжащего факсимильного аппарата:
– Запамятовал. А она обещала тебе голову открутить.
К его удивлению Герман бросил карандаш и метнулся по коридору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91