Нити всех делишек держали в руках совсем не местные воротилы, а пришлые купцы из земли ляхов, ганзейцы да датчане. Причем такое положение дел сложилось совсем недавно, аккурат после визита неуловимой фрау. Тогда исчезли несколько знаменитых торговцев сукном, глава гильдии стеклодувов и пара караванов, снаряженных оружейниками да жестянщиками на запад.
– Торопится Фема сдать Ливонию ляхам, былую сноровку позабыла, следит, словно шальной заяц.
Басманов подозвал к себе Ярослава. Стояли они на ярмарочной площади, напротив сукновальной лавки. Мимо сновал тирзенский люд, торопясь прошмыгнуть мимо увешанных оружием московитов, да скучали возле ратуши стрельцы.
– Чует сердце мое – пора к государю в ноги падать. Орден на ладан дышит, здесь наша помощь уже не требуется. Рати Серебряного да Шереметева скоро закончат дело. А поляки готовят что-то недоброе.
– Только явились в Ливонию, и опять назад, – принялся ворчать Ярослав. – Так коней уморим и себе ломотье в костях от седельной тряски наживем. Не-ужто нельзя грамоту отослать, княже?
– Мое писаное слово против слова Курбского и адашевских? Что перетянет милость государеву?
Ярослав развел руками, понимая, что спорить тут неуместно.
– Прямо сейчас вот и тронемся?
– Надобно нам собрать сведения о польских хоругвях, да по городам поездить, проведать, многие ли готовы принять руку ляхов.
– А если их всех прихлопнуть? Кто жаждет польского короля в прибалтийских землях?
Прямодушием и тягой к простым решениям Ярослав чем-то напоминал Басманову князя Серебряного.
– Не пойман – не вор. Пока явной измены нет. То, что многие города и крепости от Ордена отвернулись, нам на руку. А что они камень за пазухой держат – так это доказать трудно.
– Но иной раз мы точно знаем, что змею пригреваем на груди.
– Знать-то можно многое, но кто наверняка скажет? Какое будет отношение в Ливонии к московитам, если мы начнем сечь саблями и на дыбу дергать тех, кто растворяет перед нами ворота, прогоняет рыцарей да ландскнехтов? Перестанут ведь ключи выносить, станут встречать пушками да рогатками. Много крови прольется.
– Еще больше прольется, если с юга поляки придут, а внутри города, доселе покорные, от нас отложатся. Серебряный и Шереметьев окажутся, словно утлый челн в пасмурном море, посреди ворогов.
– Вот на то я и хочу к государю явиться. У ляхов тоже не все ладится. Баторий хочет литвинов и поляков к ногтю прибрать, нынешнего короля это вельми беспокоит. Зарится он на пибалтийские угодья да города портовые, но обеими руками за трон держится. Если надавим на него, придвинем к Смоленску полки из тех, что на южные засечные черты ушли – не станет он лезть в наши распри с Орденом.
– А если все же грамоту? Очину-Плещееву? Он к государю во всякое время вхож.
– Очин сейчас в Вологде, строит новый каменный кремль.
– Это где, в тамошних пустошах? Что за блажь такая? ! – поразился Ярослав. – По Руси каменных твердынь раз-два, и обчелся, а Вологда – она вона где…
Басманов хмыкнул.
– Ум государя востер, словно булат. Откуда больше всего пушнины идет? С Вологодчины. Торговля вся речная – поташом, пенькой, лесом да медами – оттуда же.
– Укрепить хочет торговое место?
– Не только. По рекам есть выход у нас к самым студеным морям.
– Так там, говорят, вообще люди не живут, одни чудовища. С кем торговать?
Басманов слегка понизил голос:
– Есть такая сторона далекая, аглицкая. От них к царю приезжал посланник, капитан корабля большого, таких даже у нашего Карстена Роде нет.
– Не тот ли это щегол, которого люди Малюты опекали, носились, ровно куры с кладкой?
– Все-то ты видишь… Смотри, как бы язык твой врагом не сделался.
Ярослав весело сощурился.
– Служба у меня такая – видеть, слышать, да помалкивать.
Басманов отвлекся от разговора, уставившись в дальний край площади.
Оттуда в их сторону двигалась весьма живописная кавалькада. Два смирных мула волокли повозку, на которой важно восседал кучер с солидной бородой, заплетенной в два хвоста, да такой длины, что концы ее оказались заткнутыми за шитый бисером кушак. Рядом с возницей сидел высокий и тощий субъект с жиденькими волосами и задорно торчащими усами. Выражение его физиономии было трагичным, словно он только что похоронил собственное злодейски убитое семейство, однако при взгляде на него хотелось не сопереживать мнимому горю, а хохотать во все горло.
– Чего это он? – спросил Ярослав. В этот раз обычная его суровость уступила место почти детскому изумлению.
– Кривляется, видать, – пожал плечами Басманов.
За первой телегой ехала размалеванная повозка, на крыше которой стояли фигуры в блестящих доспехах, ярких закордонных нарядах, синих и желтых париках. Удивительно реалистично сделанные куклы шевелились, приводимые в действие хитрыми рычажками в умелых руках артистов, сокрытых в недрах повозки.
Поравнявшись с Басмановым, один из паладинов взмахнул бутафорской сабелькой, а дама с рисованным лицом истерично захохотала и «грохнулась в обморок».
Следом за повозками бежала малышня, что-то скандируя на разные голоса.
– Это что еще за диво? Бесовня какая-то! Басманов взял за плечо двинувшегося к повозкам
Ярослава.
– Это театр бродячий. На манер наших скоморохов. Только эти не сами поют и пляшут, а кукол заставляют.
– Скоморохи… Я и говорю – бесовня. Традиционный городской театр кукол с острова
Сицилия был знаменит на всю Европу. Появился он еще в одиннадцатом веке, во время пришествия на остров норманнов, выбивших оттуда прежних владык – арабов. К описываемой эпохе мастерство сицилийских кукольников достигло наивысшего своего расцвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91