Этим людям я доверял, но не хотелось вводить их в искушение. Много порядочных людей сбилось с пути от одного только вида золота.
Я хорошо выспался, а проснулся так поздно, что одна из женщин уже разводила огонь в очаге. Мне стало стыдно. С самого моего детства ни одна женщина не разводила огонь в моем присутствии.
Жили эти люди небогато, но ухитрялись сводить концы с концами. У них, похоже, всегда было что поставить на стол. В доме все чисто прибрано, и видно, что они моют не только картошку, но и детей.
Когда я седлал коня, ко мне вышел хозяин.
— Мистер Шафтер, — смущенно сказал он, — вы спасли мою сестру и тех, кто был с нею. Мы не богаты, но один проезжающий оставил нам вот эту книгу… я видел, что у вас они тоже есть. Может, вам эта книга пригодится? Тут рассказывается целая история.
Это был «Рьенци, последний трибун» Булвер-Литтона. Конечно, я никогда не читал этого романа и впервые встретился с фамилией, которая писалась через черточку.
— Спасибо, — сказал я. — Это драгоценный подарок.
Я раскрыл книгу, когда селение скрылось из глаз, а вокруг не было ни души. С тех пор как я стал взрослым, мне еще ни разу не доводилось читать книгу рассказов или роман. В детстве я, правда, прочел несколько, но те были написаны специально для детей. А эта не была детской: кто такой «трибун» я уже знал из Плутарха.
Я все ехал и ехал, вокруг лежали широкие скучные равнины. На том месте, где должна была быть почтовая станция, я увидел только обгорелые бревна и три жуткие ямы, наполненные водой с щелочью. Тут не было приюта ни человеку, ни зверю, и я двинулся дальше. Кое-где обнажалась серая земля, снег лежал пятнами, надо мной нависало ровное серое небо.
Я уже был готов сдаться и устроиться на ночлег прямо посреди бескрайних прерий, как вдруг тропа нырнула в небольшую долину.
Глава 17
Стало теплее, снег таял, обнажая черную грязную землю. Вдали, сколько хватает глаз, простиралась серая пустынная равнина с пожухлой полынью, лишь на горизонте в голубой дымке маячили далекие горы. Никто не попадался мне навстречу, кроме редких кроликов. Эти вдруг прыскали из-под копыт, шарахались в сторону, а потом усаживались и глазели, словно бы недоумевая, что это за невиданное существо вторглось в их пустынное царство.
Где-то вдали маячили темные силуэты кедров, однажды среди пустынных прерий передо мной возник столб с надписью, что до Карсон-Сити отсюда 533 мили. Но мне не нужно было в Карсон-Сити.
Постепенно все вокруг менялось. Плоская равнина покрылась мертвой белой пылью, которая легко подымалась в воздух, забивая глаза, уши и нос. Полынь и кусты исчезали, на теле земли начали выступать, будто заплатки или нарывы, уродливые пятна соли. Вдали показался корявый абрис Гранитной горы. Говорили, что у ее подножия полно источников.
Однажды я ночевал рядом с озерцом, полным серной воды. Конь бунтовал, не желая ее пить, но потом сдался — другой воды поблизости не было. В миле отсюда, прямо посреди прерии, торчала низкая скалистая гряда. Кое-где на ней высились кедры, а за ними, наверное, скрывались глубокие расселины, в которых свободно могли прятаться индейцы, выслеживая путников, отдыхающих около этой — прости Господи — воды. Мне тут не нравилось, но деваться было некуда. Многочисленные старые кострища указывали, что я тут побывал не первым.
Слава Богу, что у меня с собой была фляга, взятая по совету Этана, так что мне удалось сварить приличный кофе. Ночь выдалась холодная.
Глава 18
Прошло всего две недели с тех пор, как я покинул наш поселок, а мне уже казалось, что я давным-давно в пути. Я представлял себе, что сейчас может делаться у нас, и радовался, что там остались Дрейк Морелл и Уэбб. Они, конечно, не верх совершенства, но в случае нужды будут настоящими защитниками и полезут в драку не задумываясь. Когда приходит беда, люди часто слишком много времени тратят на сомнения и колебания.
Утром вдруг пошел снег. В кедрах шумел ветер. Я ехал, то и дело оглядываясь. Индейцы могут легко подкрасться в такую погоду, и я не чувствовал себя в безопасности. Индейцы уже давно приметили, что белые путешествуют в любую погоду, видели, как они прикрывают уши и поднимают воротники, закутываясь в теплые пальто. И потому перестают что-нибудь видеть, становятся неуклюжими и малоподвижными. Лучше уж померзнуть, но остаться в живых.
Когда я поднимался в гору к станции Батт, снег уже припорошил тропу на несколько дюймов. Томас, мормон, присматривающий за станцией, налил мне горячего кофе.
Станция представляла собой каменное строение футов тридцать длиной, а шириной — пятнадцать. Дверью служила задняя стенка фургона, изрешеченная пулями. Один конец помещения был отделен тряпичной занавеской, за которой стояли четыре койки со стегаными одеялами. С деревянных крюков на стенах свисало несколько патронташей, пустая фляга, пара окованных ружейных футляров, куртка из оленьей шкуры и несколько плащей и накидок. Пол, давно не метенный, был земляным.
Томас говорил не закрывая рта. Он уже рассказал мне о трех своих братьях, которые служат в английской армии, и о том, что сам он весной собирается перебраться в Калифорнию.
— Придется спать на полу, — сказал он. — Постелим бизоньи шкуры, будет не так уж плохо.
Всего одна ночь, думал я. Завтра буду ночевать на станции Рубиновой долины, а там, по слухам, куда лучше.
Я допил кофе, взял винчестер и пошел на конюшню. Холод усиливался, но конь стоял в тепле. Я поговорил с ним, подкинул сена в ясли и пошел к дому.
Свет пробивался сквозь щели в ставнях, а к звездному небу из трубы поднималась струйка дыма.
Глава 19
Дядюшка Роджерс, смотритель станции в Рубиновой долине, оживился, когда я заговорил о коровах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95