Это был голос Пайна, и пел он — что бы вы думали? — «Дом, милый дом»! Эту песню когда-то пела Нинон.
Где она сейчас? Ей ведь уже скоро пятнадцать… а может, и побольше. До войны девушки с Юга в таком возрасте уже выходили замуж.
Подошла Лорна.
— О чем ты думаешь, Бен?
— Мне одиноко.
— Это заметно. Знаешь, Миллер Пайн ее видел. Он видел Нинон.
— Видел? Где?
— Несколько месяцев назад он играл в Новом Орлеане, и Нинон с семьей была на представлении. Кто-то из их труппы вспомнил, что она тоже актриса, и показал ее. Он говорит, что большей красавицы он никогда не встречал.
— Она всегда была такой.
— Вот и съезди ее навестить. Она была в тебя влюблена, ты ведь знаешь.
— Тогда она была совсем ребенком. Ну да, я ей помог, спас, можно сказать, но она-то, она — сочинила из этого Бог знает что. А теперь небось обо мне позабыла.
— Не верю.
— Ну, а как я поеду, представь? Она живет в богатой семье. А у меня оклад — пятьдесят долларов в месяц. Все имущество — несколько голов скота. Словом, я стою столько, сколько иные тратят за неделю, а то и за день.
— Бен, ты можешь стать кем угодно. Так говорит Дрейк Морелл. И миссис Макен так считает.
Мы еще постояли на звонком морозе. Потом я сказал:
— Иди-ка внутрь, Лорна. Холодно.
— Ладно. — У двери она обернулась. — Бен, возьми меня завтра с собой покататься.
— Хорошо. Тебя и Миллера, если хочешь.
— Какой ты глупый. Он для меня ничего не значит.
— Тогда кого?
— Никого, Бен. Здесь мне никто не подходит.
Она была права, мы с нею в одинаковом положении. Я постоял еще, прислушиваясь к звукам ночи, глядя в холодное звездное небо. Кое-где в домах горели огоньки, но больше всего народу собралось здесь, на лесопилке. Стоило обойти поселок, поглядеть, все ли в порядке. Я зашел домой, выпил кофе, взял винчестер, переложил шестизарядный револьвер из-за пояса в кобуру, надел куртку из бизоньей шкуры и вышел на воздух.
На лесопилке снова танцевали — слышался топот, плач скрипки и флейты, голос распорядителя. Под сапогами мерно поскрипывал снег. Мороз был за тридцать, значит, индейцев можно не опасаться — они не любили нападать в мороз.
Я шел не торопясь, прислушиваясь, присматриваясь, замедляя шаг у каждого дома, у каждого заведения. На окраине я остановился. Актер Миллер Пайн, оказывается, в прошлом был химиком и теперь открыл здесь лабораторию для того, чтобы исследовать пробы металлов. Лаборатория была последним домом на улице. Я снял перчатки и принялся тереть руки, чтобы согреть их. Отсюда хорошо просматривалась вся улица и дом Рут Макен на холме.
Я уже собрался было возвращаться, как вдруг боковым зрением уловил какое-то движение в темноте. Остановился и стал приглядываться к дому Рут. Там кто-то был. Рут с Будом на лесопилке. Я их видел несколько минут назад, еще, помнится, отметил, что Буд танцует лучше всех остальных. Движение было в самом доме, будто кто-то прошел мимо окна.
Воображение? Может быть. Нужно проверить. Я стал подниматься наверх.
Кто же там мог быть? Все ведь на вечеринке… Вернее, почти все. Кроме Финнерли с компанией и старухи Уилсон, которая появилась здесь недавно.
У двери я приостановился, стянул с правой руки перчатку, чтобы легче было справиться с винтовкой, если потребуется, и распахнул дверь.
Печка светилась красным. Слабо мерцала прикрученная до предела лампа. В кресле-качалке сидел Каин. Уперевшись локтями в колени, он курил трубку.
— Я узнал твои шаги, Бендиго, — сказал он. — Устраивайся.
Прислонив винчестер к стене, я снял куртку и вторую перчатку.
— Хорошо, когда тепло, — сказал я, усевшись на стул.
— Я не хотел, чтобы она… чтобы они вернулись в холодный дом. Буд забыл сгрести угли, и все выгорело дотла.
— Хорошо, что ты об этом позаботился. А я снизу увидел какое-то движение и решил проверить.
Мы замолчали, и я почему-то почувствовал крайнее смущение. Я вспомнил, как Каин исчез с вечеринки. Он не любил танцевать, а всегда сидел в сторонке, пока Хелен веселилась.
— Бендиго, тебе нужно отсюда уехать, — вдруг сказал Каин. — Не допусти, чтоб тебя здесь привязали, не трать здесь свои силы напрасно.
— Это же наш город. Мы сами его построили.
— Мы укрылись от ветра, вот и все. Тебе тут не место, Бендиго. Есть другой, большой мир. Я, правда, толком его не знаю. И, кажется, не узнаю никогда. Но жалко, жалко-то как! Я попался, Бендиго. Попал в свою собственную ловушку.
— В ловушку? Ты?
— Я собирался ехать в Нью-Йорк. Ты же знаешь, какие у меня руки. Фактически я все умею. У меня даже были изобретения… мелочь, но все-таки. Я хотел открыть свою мастерскую, а после, может быть, и фабрику. Такие были планы, и нет оправдания тому, что им никогда не осуществиться!
Я сидел молча и вспоминал, как когда-то, когда я был еще мальчишкой, к нам приезжал человек из большого города и предлагал Каину переехать к нему. Он обещал вложить деньги в производство, которое держалось бы на сноровке и мастерстве Каина. Но он тогда ухаживал за Хелен…
— Я сюда захожу иногда, Бендиго, когда тут никого нет… просто чтоб посидеть и покурить.
— А Рут знает?
— Думаю, что да. Но она никогда ничего не говорит, а я тоже помалкиваю. Знаешь, так просто послать все к чертовой матери и погнаться за каким-нибудь миражом, но это ведь не по-мужски. Хелен — моя жена, мы с ней срослись, сцепились, как какие-то шестерни, и я никогда больше не встречу такой женщины. Можно усвистать хоть на край света, назвать это любовью или чем-то еще в этом роде, и в результате оказаться в дураках. Мир держится не на таких, кто творит, что им заблагорассудится, не оглядываясь на других, которым причиняют боль. Мир держат люди, которые делают то, что они обязаны делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95