Где-то тут есть станция, или поселок. Когда кондуктор перевел людей из вагона в вагон, я спросил его об этом.
— Ничего здесь нет, — сказал он. — Станция — да, но сейчас она прикрыта. А все, кто там жил, собрали вещички и укатили.
— А дома?
— Лачуги. Там жили какие-то придурки. У них ничего не могло получиться, никакого города — не на чем держаться. Кто-то вдолбил им в головы, что тут будет построен центр всего округа. И они покупали землю — по сто долларов за участок, на котором ничего нет, кроме койотов и степных собак.
— Далеко это место?
— Не знаю. Трудно сказать, когда ничего не видно. Десять, пятнадцать миль.
— Нам нужно будет там остановиться.
— Да как же можно? Колеса примерзнут к рельсам. Там все равно ничего нет!
— Вы остановите поезд! Там должны быть дрова.
Он ушел, а поезд все полз потихоньку вперед. Хныкали дети. Лорна помогала укачивать какого-то малыша. Мужчины отправились в соседний вагон за остатками топлива.
Ко мне подошел Уильямс.
— Жуть, как холодно. Поезд, случайно, не может застрять?
— Может.
Его лицо стало серым.
— Я виноват сам. Так хотел оттуда уехать: отец говорил, что я дурак, Лил — тоже. Она осталась. Там я только вкалывал на ферме от зари до зари и ничего не зарабатывал.
— Здесь будет то же самое, — сказал я ему. — Там, где человек, там и работа. К счастью.
— К счастью?
— К великому счастью. Еще ведь бывает ад. Это когда здоров как бык, вокруг семья, а работы нет. Дети голодные, руки пустые, жене не из чего приготовить обед. Даст Бог, вы избежите подобной судьбы.
Вагон дрожал под порывами ветра. Льдинки, летящие вместе со снегом, барабанили в стекла. Пришел кондуктор.
— Нужно открывать двери, а то они примерзнут.
— Далеко ли станция?
— Кажется, нет. Остановимся там, вы меня убедили.
Он прошел дальше по вагону. Я смотрел ему вслед. Галоши его были в снегу, а снежные следы, что он оставил в прошлый раз, так и не растаяли.
Ко мне подошел тот, вежливый. Его звали Миллером.
— А что там на этой станции? Там поселок? Люди?
— Не думаю. Поселок умер, ему незачем было жить, — сказал я, и меня пронзила боль, потому что я вспомнил наш город. — Его покинули. Может быть, мы сможем набрать там дров.
Поезд стал тормозить, замедляя ход, в ночи раздался полный тоски гудок паровоза.
В дверь просунулась голова кондуктора.
— Вот ваша станция. И там виден свет.
Поезд остановился. Мужчины закутались, подняли воротники и спустились по обледенелым ступенькам. У заколоченного станционного здания высились поленницы дров. Мы бросились к ним.
— Можно сломать дом, — предложил Уильямс. — Хорошие будут дрова, сухие.
Но только мы принялись разбирать ближайшее строение, как вдруг из вьюги возник человек с фонарем в руке и винтовкой.
— Эй, вы что тут делаете? — крикнул он.
— Запасаемся дровами, — ответил кондуктор. — У нас топливо кончилось.
Подошел еще один, тоже с винтовкой.
— А ну, валите отсюда! — рявкнул он. — Вы там, в поезде. Вы куда-то едете. А мы тут, и впереди долгая зима. Полезайте в вагон и дуйте отсюда!
— Дрова, что лежат на станции, принадлежат железной дороге, — заспорил кондуктор. — Мы возьмем только их!
— Ни хрена вы не возьмете! — На нас смотрели дула двух ружей. — Нам эти дрова самим нужны. Проваливайте. Не согласны — оставайтесь, только мы будем стрелять.
— Черт с ними, — сказал я тихо кондуктору. — Он вообще-то прав. Им тут еще целую зиму тянуть. А мы уже немного нагрузили.
— Может, взять их с собой? — сказал кондуктор. — Увезти отсюда?
— Зачем это? — крикнул один из них. — Мы купили тут участки! Другие уезжали, а мы купили! Весной тут все расцветет! Мы здесь разбогатеем!
— Поедем, пока колеса не примерзли, — предложил я. — Где-нибудь дальше найдем дрова.
Мы вернулись в вагон. Машинист дал пар, колеса крутанулись на месте, а потом поезд тронулся и поехал в ночь и в метель.
— Бедняги! — вздохнул кондуктор. — У меня язык не повернулся сказать им.
— Что сказать?
— Об этом местечке. Остальные-то отсюда уехали потому, что узнали правду. Весной начнут спрямлять полотно, и этот место окажется милях в трех-четырех от железной дороги. Эти участки не стоят ни гроша. Здесь снова будут жить одни только койоты.
Глава 41
Через час к нам заглянул кондуктор. У нас был кофе, приготовленный на печке, мы налили и ему кружку. Снег, налипший на его усы, фуражку и плечи, серел, подтаивал и падал комками на пол.
— Снега все больше, — сказал он. — А впереди выемка. Боюсь, что ее замело.
— Выемка? — спросил Фэрчайлд. — Вы имеете в виду — в горе?
— Вроде того. Полмили длиной, тридцать футов шириной.
— У вас есть лопаты? — спросил я.
— Около дюжины найдется. Пробьемся через выемку — там будет полегче. Станция, поселок, магазины. Еда и топливо.
Пока он говорил, поезд начал тормозить. Дернулся, рванулся вперед и остановился окончательно.
Я надел свою куртку из бизоньей шкуры, мы с кондуктором вышли в тамбур и спрыгнули в снег. Подошли к локомотиву. Машинист, здоровенный ирландец, спустился к нам.
— Там все замело, Уолт, — сказал он.
Мы побрели вперед, утопая по колено в снегу. Рельсы перед нами были погребены под восьмифутовым слоем снега, и никто не мог сказать, как далеко простирается занос.
— Мы прошли примерно треть выемки, — сказал машинист. — Вряд ли ее замело до конца, скорее какой-то кусок. Если через него пробьемся, то будем на станции еще до рассвета.
— Давайте лопаты, — сказал я. — Если есть фонари, тащите и их.
Я начал раскидывать снег. Ко мне присоединился Фэрчайлд, а за ним — разговорчивый Уильямс.
Он оказался неплохим работником. Мы согрелись, а вскоре нас сменил Миллер с двумя другими мужчинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95